Мао Цзэдун

Рабочим, беседовавшим с адъютантом губернатора, был Мао. В итоге строителям удалось заручиться согласием губернатора продолжить переговоры. Почему, спрашивал его заместителя Мао, торговец может прекратить продажу не приносящего дохода товара, а каменщик не имеет права остановить работу? Почему разрешается повышать цены на продукты, но нельзя повысить оплату труда, который их производит? В конце концов сторонам удалось достичь согласия, и на скрепленной губернаторской печатью бумаге было зафиксировано: «Все вопросы повышения окладов и ставок решаются на принципах равноправных договорных отношений между работниками и их нанимателем».

Так Мао положил в Чанша конец пятивековому всесилию гильдий. Дневная ставка каменщика поднялась с 20 до 34 мелких серебряных монет, что «едва превышало прожиточный минимум, на который можно содержать семью с двумя детьми», как отмечал тот же миссионер. Но для самого Мао, для партии и городских рабочих такое решение означало решительную победу, и на следующий день под грохот фейерверков по улицам Чанша прошли более 20 тысяч демонстрантов. Городская газета писала:

«Власти капитулировали перед сжатой в кулак волей строителей… Это первая проба сил их нового профсоюза. Они добились всего, за что боролись, а попытки чиновничества свести дело к компромиссу потерпели крах. Заставив считаться со своими скромными требованиями, рабочие получили мощный рычаг воздействия на власть».

Источником переполнявшей его в те дни радости стала для Мао не только эта победа: в доме матери на окраине города Ян Кайхуэй родила сына.

Успех забастовки строителей вдохновил горожан. За каменщиками и плотниками последовали портные, парикмахеры, рикши, сапожники и другие ремесленники. В начале ноября возникла провинциальная федерация профсоюзов, председателем которой стал Мао. Появилось полтора десятка мелких профессиональных объединений, и почти половина из них избрала его своим руководителем.

В декабре Мао участвовал во встрече профсоюзных лидеров с губернатором, начальником городской полиции и другими высшими чиновниками провинции. Речь шла о стратегии власти в условиях все возрастающих требований рабочих. Чжао заверил делегатов, что его правительство не намерено ущемлять предусмотренное конституцией право на забастовки. В ответ Мао бросил: «Наделе нам нужен социализм, но поскольку в настоящее время в Китае он недостижим, мы ограничимся борьбой за совершенствование системы оплаты и улучшение условий труда». Губернатор вынужден согласиться: «Социализм в будущем — это неплохо, сейчас же на его построение у общества не хватает сил».

Всех поставленных целей делегация достичь не смогла. Правительство провинции отказалось взять на себя обязательство не вмешиваться в трудовые споры и признать руководимую Мао федерацию в качестве законного представителя интересов рабочих. Тем не менее было признано, что «с целью избежать возможных недоразумений стороны будут поддерживать регулярные контакты».

В жизни Мао декабрь 1922 года стал важной вехой: он уже не только секретарь провинциального комитета партии, влиятельный профсоюзный деятель, к чьему слову прислушивается сам губернатор, но и отец двухмесячного сына. Лучшим подарком к своему двадцать девятому дню рождения Мао считал успех забастовочного движения на свинцово-цинковых рудниках в Шуйкоушань, неподалеку от Хэнъяна.

Однако на фоне множившихся достижений все более заметными становились и проблемы. Крупнейший промышленный центр страны, Шанхай, попал в такое засилье иностранного и отечественного капитала, что секретариат партии посчитал свое дальнейшее пребывание в городе невозможным. Осенью штаб-квартира КПК перебралась в Пекин. Даже в Хунани, считавшейся оплотом рабочего движения, многие представители либеральной интеллигенции задавали себе вопрос: не слишком ли далеко в агитации демократии они зашли?

И все же самый серьезный удар был нанесен по партии именно из Пекина. Решение переместиться в столицу не в последнюю очередь объяснялось тем, что у Пэйфу, укрепивший свои позиции разгромом войск маньчжурского ставленника генерала Чжан Цзолиня, выглядел в глазах партийного руководства фигурой достаточно либеральной. Он умело играл на контрасте между своим новым правительством и ненавистной народу прояпонской кликой выходцев из Аньхоя. У Пэйфу всячески подчеркивал свою готовность защищать людей труда, и секретариат ЦК направил заседавшему в Пекине парламенту петицию с просьбой принять закон, предусматривающий восьмичасовой рабочий день, оплачиваемые отпуска и другие социальные гарантии. По соглашению, подписанному Ли Дачжао и аппаратом У Пэйфу, пятеро членов партии становились «негласными инспекторами» железной дороги Пекин — Ханькоу, главной транспортной артерии между севером и югом, по которой осуществлялись основные перевозки войск. Идя на такой шаг, У рассчитывал избавиться от сторонников Чжан Цзолиня в профессиональных ассоциациях железнодорожников. На деле же к концу года эти ассоциации превратились под руководством коммунистов в рабочие клубы.