Мао Цзэдун

Из Хунани волна репрессий докатилась до Хубэя, где пришедшие от поражения в ярость войска Ся Доуина вымещали свое унижение на тысячах невинных сельских жителей. В Цзянси роспуск крестьянских ассоциаций привел к взрыву негодования даже среди мелких землевладельцев. По всему Центральному Китаю красный террор сменялся белым: отряды миньтуаней — помещичьей полиции — не щадили тех, кто осмеливался выражать недовольство действиями властей. В отчете, подготовленном для Всекитайской крестьянской ассоциации, Мао в середине июня писал:

«В Хунани… они отрубили голову одному из руководителей профсоюзов и пинали ее ногами по улице, а затем вспороли живот казненному, налили туда керосина и подожгли… В Хубэе революционным крестьянам выкалывают глаза и вырывают языки, их четвертуют, режут ножами и клеймят раскаленным железом. Женщинам протыкают проволокой груди, раздевают их догола и водят в таком виде по улицам, а потом просто разрывают на части…»

В хунаньском уезде Лилин погибли более восьмидесяти тысяч человек, население четырех соседних сократилось на триста тысяч. Бойня по ужасу затмила все злодеяния Злобного Чжана, когда его войска заняли провинцию десятью годами раньше. Подобного Китай не помнил со времени кровавой бойни восстания тайпинов в 1850 году.

События Дня Лошади и их трагические последствия заставили КПК по-новому оценить ситуацию в стране. «Полученный партией урок, — писал Чжан Готао, — убеждает в одном: против оружия можно бороться только таким же оружием».

Осознание этой истины придет гораздо позже. Поначалу руководство КПК не знало, как реагировать на происходившее, и предавалось неторопливым раздумьям. Когда вести о трагедии в Чанша достигли Ухани, коммунисты все еще приходили в себя от неудавшегося рейда генерала Ся Доуина и уже не в первый раз обсуждали планы сокращения размаха крестьянского движения. 25 мая Политбюро пришло к выводу, что причиной случившегося послужила излишняя активность крестьян, непродуманными действиями накликавших на себя беду. На следующий день М. Бородин отправляется в Чанша с комиссией, которая должна прояснить ситуацию на месте. Сразу после отъезда комиссии Мао в телеграмме предложил хунаньским руководителям КПК «проявить в общении с правительственными чиновниками максимум терпения, чтобы избежать новых трений между двумя партиями». Но до Хунани Бородин так и не добрался. На границе провинции комиссию отослали назад (по некоторым источникам, в противном случае Сюй Кэсян угрожал членам комиссии смертью). Только после этого ЦК КПК обратился к руководству Гоминьдана с призывом наказать самоуправство Сюй Кэсяна, выслать в Чанша экспедиционный корпус Тан Шэнчжи и предоставить крестьянам для самозащиты оружие. Ни одно из требований коммунистов выполнено не было.

В конце мая Мао попросил Политбюро направить его в Хунань для перестройки провинциальной парторганизации. Через десять дней он получил приказ прибыть в Сянтань и создать там новый партийный комитет провинции. Несмотря на то что решение было едва ли не в тот же день отменено, с начала июня Мао начал играть все возрастающую роль в партийном строительстве в Хунани.

Примерно в то же время на КПК обрушился другой удар, причем с самой неожиданной стороны. 1 июня, по окончании закрытого пленума Коминтерна в Кремле, Сталин направил в Ханькоу телеграмму, требуя от ЦК КПК проведения в жизнь более решительного курса: «Аграрная революция должна любой ценой двигаться вперед». Издержки этого рывка должны были принять на себя крестьянские ассоциации. Гоминьдану предлагалось учредить революционные трибуналы, которые будут рассматривать дела офицеров, не порвавших связей с Чан Кайши либо «запятнавших себя актами насилия над народными массами». «Время убеждать прошло. Пора переходить к действиям, — подчеркивал в телеграмме Сталин. — Пусть все негодяи и изменники получат по заслугам. Пока момент еще не упущен, необходимо создать новую надежную армию, для чего мобилизовать в Хунани и Хубэе двадцать тысяч коммунистов и не менее пятидесяти тысяч рабочих и крестьян. Нельзя больше зависеть от капризов продажных генералов». Приток свежей крови требовался также и ЦИК Гоминьдана. Противодействие старым консервативным лидерам должны оказать новые — лучшие представители рабочего класса и трудового крестьянства.

Когда послание было зачитано, члены Политбюро не знали, что им делать: плакать или смеяться. Чэнь Дусю позже вспоминал: «Ощущение было такое, будто тебя по уши окунули в дерьмо». Даже Бородин с Войтинским признавали, что о претворении этих планов в жизнь не может быть и речи.

И вовсе не потому, что идеи Сталина были ошибочны. Годом ранее лидеры КПК умоляли Москву предоставить им пять тысяч винтовок для организации независимой крестьянской армии в Гуандуне. В ответ Кремль заявил, что такой шаг посеет недоверие в рядах гоминьдановцев. Мао и Цай Хэсэнь убеждали товарищей в необходимости решать проблемы крестьянского движения силами самих крестьян, без всякой помощи со стороны.