Мао Цзэдун

Примерно в это же время Мао возвратился из Чанша в Ухань: по всей видимости, М. Бородин решил не рисковать остатками дружбы с Гоминьданом ради весьма сомнительных успехов крестьянского движения в Хунани.

В понедельник 4 июля Мао уехал в Учан на расширенное заседание Постоянного Комитета Политбюро, где лидерам КПК предстояло решить, каким будет их следующий шаг. Немногие сохранившиеся протоколы еще раз показывают, за что хватается утопающий. Жаркие споры собравшихся вызывала проблема взаимоотношений между Тан Шэнчжи и его заместителем Хэ Цзянсм, ярым противником коммунистов. Не было и тени сомнений в том, что позиции Тана правеют с каждым днем, но резолюция совещания выразила уверенность в «скорейшем возврате командующего на наши позиции». Впрочем, коммунистам не впервой выдавать желаемое за действительное. В июле 1927 года их лидеры окончательно лишились сколь-нибудь заметного политического влияния и в глубине сердец хорошо сознавали это.

Головной болью для участников совещания были местные отряды крестьянской самообороны. Цай Хэсэнь настаивал на том, что им следует уйти в горы и начать восстание оттуда. Ли Вэйхань возразил: это будет слишком походить на обыкновенный бандитизм, не лучше ли попытаться придать отрядам статус местных миротворческих сил? В случае неудачи крестьяне попросту спрячут оружие и станут выжидать подходящий момент. Чэнь Дусю считал, что бойцы отрядов самообороны смогут стать эффективной силой, лишь пройдя подготовку в гоминьдановской армии. Итоги дискуссии подвел Мао:

«Оставив в стороне вопрос о миротворческих силах — на практике его решение почти неосуществимо, мы имеем две возможности: уйти в горы либо присоединиться к армии. В горах мы сможем заложить основу для создания мощных вооруженных сил… Без них партия окажется беспомощной в будущем».

Совещание так и не приняло никакого решения, но в головах Мао и Цай Хэсэня уже складывалась стратегия предстоящих действий.

События между тем продолжали развиваться. Ответ Чэнь Дусю Сталину пришелся не по вкусу, и в начале июля кремлевский горец решил, что Чэнь должен уйти. Москва отозвала М. Роя и Г. Войтин-ского, а 10 июля в газете «Правда» Н. Бухарин назвал отказ лидеров КПК следовать советам великого вождя «непрактичным». Двумя днями позже Чэнь Дусю подал в отставку, и ежедневной работой ЦК начал управлять «временный Постоянный Комитет» в составе Чжан Готао, Ли Вэйханя, Чжоу Эньлая, Ли Лисаня и Чжан Тайлэя. Цюй Цюбо, предполагаемый наследник Чэнь Дусю, вместе с М. Бородиным отправился на горный курорт Лушань обдумывать сложившуюся ситуацию.

На следующий день, 13 июля, ЦК КПК одобрил, но еще не обнародовал свой манифест, в котором руководство левого крыла Гоминьдана обвинялось в «предательстве интересов трудящихся масс». В ответ левые на закрытом заседании утвердили ряд мер, ведущих, по сути, к исключению коммунистов из рядов Гоминьдана.

Этим конфликт не исчерпывался. В соответствии с инструкциями из Москвы руководство КПК продолжало делать вид, будто единый фронт с «прогрессивными членами левого крыла Гоминьдана» все еще существует, хотя в действительности никакого союза не было и в помине. Войска генерала Хэ Цзяня приступили к массовым арестам коммунистов. Мао и другим лидерам партии приходилось скрываться в подполье, а загримированный Чэнь Дусю на борту парохода бежал в Шанхай. М. Бородину, последнему оставшемуся российскому советнику, Ван Цзинвэй устроил пышные проводы на железнодорожном вокзале Ханькоу. Влияние Москвы, на обеспечение которого Сталин потратил миллионы золотых рублей, кончилось ничем.

В декабре 1927 года прекратило свое существование левое крыло Гоминьдана. Ван Цзинвэй уехал в Европу, а несколько позже Чан Кайши вступил в Пекин и превратился в нового правителя великой страны.

Но все это в будущем. Знойным июльским днем 1927 года Ян Кайхуэй с тремя сыновьями в последний раз возвратилась в Чанша. Единого фронта уже нет. Китай стоял на пороге революции.

ГЛАВА 7

ПОД ДУЛОМ ВИНТОВКИ

Со своим поручением Босо Ломинадзе справлялся плохо. Он был молод, неопытен, мало знал о том, что происходило за пределами его родины — великого Советского Союза, да и не очень интересовался этим. Чжан Готаню запомнился его приезд в Ухань 23 июля: «Более отвратительной беседы у меня еще не было… Он имел характер человека, любящего пускать пыль в глаза, и вел себя как личный ревизор его величества царя-батюшки. Самые светлые головы партии были для него все равно что рабы»…