Мао Цзэдун

После этого руководителей партии понесло совершенно в иную сторону. 13 июля 1924 года Чэнь Дусю написал Войтинскому, к тому времени уже вернувшемуся в Москву: «Что касается нынешнего положения в Гоминьдане, то мы находим там только правых — антикоммунистов; если там есть некоторое число левых, то это — наши собственные товарищи. Сунь Ятсен и несколько других руководителей — центристы, а не левые… Так что в настоящее время поддержка Гоминьдана — это лишь поддержка правых гоминьдановцев, ибо они держат в своих руках все органы партии… Вам нужно срочно направить тов. Бородину телеграмму с просьбой предоставить доклад о реальном положении, и мы ожидаем, что на его основе будет разработана новая политика Коминтерна. По нашему мнению, поддержка [Гоминьдана] не должна оказываться в прежней форме, а мы должны действовать избирательно. Это означает, что мы не должны поддерживать Гоминьдан безо всяких условий и ограничений, а поддерживать только те определенные виды деятельности, которые находятся в руках левых, иначе мы помогаем нашим врагам и покупаем себе оппозицию»¹⁵⁶

. Вслед за этим 21 июля Чэнь Дусю и Мао Цзэдун на свой страх и риск разослали в низовые партийные организации секретный циркуляр, в котором заявили буквально следующее: «В настоящее время лишь немногие гоминьдановские вожди, такие как Сунь Ятсен и Ляо Чжункай, не решились еще порвать с нами, но и они явно не хотят обижать правых… Ради единства революционных сил мы никоим образом не должны допускать с нашей стороны какие бы то ни было сепаратистские высказывания или действия, обязаны изо всех сил проявлять выдержку и продолжать сотрудничать с ними. Но, принимая во внимание революционную миссию Гоминьдана, мы не можем терпеть нереволюционную политику правых без того, чтобы не исправлять ее… Мы должны стремиться к тому, чтобы завоевать или сохранить в наших руках „подлинное руководство над всеми организациями рабочих, крестьян, студентов и граждан“»

¹⁵⁷

.

Энтузиазм лидеров КПК в отношении организаторской работы в Гоминьдане, таким образом, оказался кратковременным. Увлечение продолжалось всего несколько месяцев и не оказало серьезного влияния на партию в целом. Считая, что Коминтерн (в лице Войтинского) их поддерживает, они начали торпедировать указания Бородина, настаивая на необходимости «бросить Кантон, и сейчас же», с тем чтобы развернуть постепенную подготовку «всеобщего восстания рабочих, крестьян и солдат». Наиболее резко эти настроения выражал друг Мао Цзэдуна — Цай Хэсэнь¹⁵⁸.

И вновь ИККИ поспешил вмешаться. Москва была крайне заинтересована в сохранении единого антиимпериалистического фронта, особенно после того, как вложила в его формирование много сил и средств. С 1923 года СССР поставлял Сунь Ятсену оружие, боеприпасы, снабжал деньгами. В 1924 году в Кантоне работали не менее двадцати советских военных специалистов, многие из которых помогли Гоминьдану в организации военной школы по подготовке офицерского состава для новой, «партийной армии» (на ее создание советское правительство перечислило Сунь Ятсену 900 тысяч рублей)¹⁵⁹. Эта школа находилась на небольшом острове Чанчжоу (район Хуанпу или на местном диалекте — Вампу) в дельте реки Чжуцзян недалеко от Кантона. Неофициально занятия в ней начались 1 мая 1924 года, а торжественное открытие состоялось 16 июня. Школа Вампу (под таким названием она стала известна в китайской истории) стала важнейшим источником кадров для гоминьдановской Национально-революционной армии. Во главе ее Сунь Ятсен поставил Чан Кайши — того самого генерала, который осенью 1923 года ездил в Москву на переговоры с большевиками. Комиссаром же школы назначил Ляо Чжункая, а начальником политотдела (в августе 1924 года) — молодого коммуниста Чжоу Эньлая, только что вернувшегося из Франции после более чем четырехлетнего отсутствия. Несмотря на свои двадцать шесть лет, Чжоу был известен как активный участник движения 4 мая, один из вождей студентов города Тяньцзиня, создатель в 1919 году патриотического общества «Цзюэ шэ» («Пробуждение») и как один из организаторов Европейского отделения КПК в 1922–1923 годах. Высокий и стройный молодой человек с европейской наружностью производил впечатление уравновешенного и делового работника. Был он исключительно хорошо образован, знал японский и три европейских языка (французский, немецкий, английский), вел себя скромно, но с огромным достоинством. В общем, в нем сразу угадывались черты незаурядного человека.