Мао Цзэдун

Без работы, правда, Мао не остался. Еще в середине марта, за четыре дня до переворота, он был назначен директором 6-го набора курсов крестьянского движения, которые в результате реорганизации приобрели характер общекитайских. 3 мая состоялась торжественная церемония зачисления новых слушателей (их было 327 человек), а 15 мая начались занятия. С начала апреля 1926 года он также преподавал крестьянский вопрос на курсах партийных и молодежных агитаторов провинции Гуандун²³⁰. Так что, уйдя в отставку с поста исполняющего обязанности заведующего отделом пропаганды ЦИК Гоминьдана, Мао смог полностью отдать себя делу, которое с лета 1925 года стало для него едва ли не самым важным — организации китайского крестьянства.

Назначение это было неслучайным. Со времени возвращения из Шаошани Мао неустанно обращался к проблемам крестьянского движения, писал о них в гоминьдановских изданиях, поднимал в устных выступлениях. «Мы уделяли слишком много внимания городскому населению и игнорировали крестьянство, — твердил он. — …Чем быстрее мы уничтожим гнет крестьянства, тем скорее осуществим национальную революцию… Если мы хотим, чтобы национальная революция достигла успеха, мы должны защищать интересы крестьян… Только тот, кто поддерживает движение за освобождение китайских крестьян, — преданный революции член партии; все остальные — контрреволюционеры»²³¹

. В компартии;, где, как мы знаем, крестьянскими проблемами мало кто занимался, Мао в то время стал рассматриваться как настоящий эксперт по крестьянскому движению. Даже руководители Гоминьдана, в том числе «правой» политической ориентации, считали «короля Хунани» (так Мао в шутку звали в кругах КПК) «знатоком китайского вопроса». По словам Бородина, они «сами выдвигали его в состав комиссий по крестьянским вопросам»²³². В начале января 1926 года в журнале «Чжунго нунминь» Мао опубликовал небольшую статью, непосредственно посвященную положению китайского крестьянства, — «Анализ различных классов китайского крестьянства и их отношения к революции». Хотя эта работа во многом повторяла, иногда даже текстуально, основные положения его предыдущей статьи о классах китайского общества, левое крыло Гоминьдана встретило ее с интересом. И то, что она также не блистала научным анализом, мало кого смущало. Революционерам нужен был не научный трактат, а политически заостренная, боевая и четкая прокламация. А таковой эта работа как раз и являлась. Тем более что, в отличие от декабрьской публикации, в ней гораздо более четко описывалась социальная структура китайской деревни: вместо пяти категорий (крупная, средняя и мелкая буржуазия, полупролетариат и пролетариат) Мао на этот раз делил сельское общество на восемь частей: крупные и мелкие дичжу

(их он, как и раньше, относил соответственно к крупной и средней буржуазии), крестьяне-собственники (мелкая буржуазия), крестьяне-полусобственники (те, кто арендовал землю частично), издольщики (арендаторы со своим инвентарем), бедные крестьяне (арендаторы, не имеющие своего инвентаря), батраки-пролетарии (к ним Мао почему-то относил и ремесленников) и бродяги. Такая картина больше соответствовала реальности, хотя все еще была далека от совершенства: Мао по-прежнему не замечал, что завышает степень капиталистического развития китайской деревни.

Имелся в статье и еще один новый момент. О миллионах люмпенов, вынужденных заниматься бандитизмом, просить милостыню или служить в армиях милитаристов, Мао на этот раз говорил с особым сочувствием. Он по-прежнему считал их союзниками, способными на «самую мужественную борьбу», но при этом уже не ограничивался общими фразами. «Мы должны завоевывать их на сторону крестьянских союзов, привлекать к участию в великом революционном движении с тем, чтобы решить проблему безработицы, — утверждал он. — Мы ни в коем случае не должны толкать их в объятия врага, превращая в силу на службе у контрреволюции».

Правда, главную надежду он все же возлагал на «единый союз» пяти категорий крестьян (собственников, полусобственников, издольщиков, бедняков и батраков с ремесленниками). От них он требовал бороться против всего класса дичжу,

а не только против крупных землевладельцев. (К последним он, кстати, относил владельцев более 500 му, то есть 33 га, земли.) «По отношению к классу дичжу, —

заключал Мао, — мы, по существу, приняли метод борьбы, требуя от них экономических и политических уступок. В особых же случаях, когда мы сталкиваемся с наиболее реакционными и злыми тухао и лешень, жестоко эксплуатирующими народ… мы требуем их полного искоренения»²³³.