Мао Цзэдун

На немедленной организации вооруженных восстаний настаивал и сам Коминтерн. Правда, речь в его директивах шла пока не о чисто коммунистических выступлениях, а о необходимости «поднять массы левого Гоминьдана против верхов». «Только в том случае, если революционизирование Гоминьдана окажется на практике безнадежным делом, — подчеркивала Москва, — и если эта неудача совпадет с новым серьезным подъемом революции», только тогда надо «строить советы»⁸⁹. Иными словами, требовалось восставать против «предателя» Ван Цзинвэя под лозунгами «левого» Гоминьдана!

Любому здравомыслящему человеку подобные установки должны были бы показаться абсурдными, но руководство ЦК КПК вынуждено было принять и их. Ведь катастрофическое поражение, понесенное партией, не привело к ее высвобождению из-под влияния Сталина. Напротив, ослабевшая КПК не только не приобрела самостоятельность, но и оказалась еще более привязанной к Москве. Ситуация усугублялась тем, что Сталин возложил основную ответственность за поражение на руководство Компартии Китая. «В ЦК [КПК] нет ни одной марксистской головы, способной понять подоплеку (социальную подоплеку) происходящих событий», — заявил он в письме своим сотоварищам Молотову и Бухарину в начале июля 1927 года, добавив, что раз уж сложился такой ЦК, то от него требовалось только одно — выполнять директивы ИККИ. Он даже размышлял одно время о том, чтобы дополнить КПК специальной системой «партсоветников при ЦК ККП [КПК], при отделах ЦК, при областных организациях в каждой провинции

, при отделах этих облорганизаций, при комсомоле, при крестотделе ЦК, при военотделе ЦК, при ЦО, при федерации профсоюзов Китая». С точки зрения Сталина, на том этапе эти «няньки» были необходимы «ввиду слабости, бесформенности, политической аморфности и неквалифицированности нынешнего ЦК [Компартии Китая]»⁹⁰.

Еще в конце июня на смену Рою Сталин направил в Китай своего вернейшего человека — грузина по фамилии Ломинадзе⁹¹. А затем потребовал «вычистить из Китая» не только Роя, но и потерявшего его доверие Бородина (тот покинул Ухань вместе с группой советских советников в самом конце июля). Какое-то время из старых кадров в Ухани оставался только Блюхер (Зой Всеволодович Галин), вплоть до второй половины августа выполнявший наряду с Ломинадзе функции представителя Коминтерна при ЦК китайской компартии. Именно через Блюхера в этот критический момент Москва снабжала своих китайских подопечных деньгами; обязанности «финансиста» перешли к Ломинадзе только в конце августа, после отъезда Блюхера⁹²

.

В Ханькоу новый эмиссар Сталина прибыл 23 июля и уже вечером того же дня провел беседу с Цюй Цюбо и Чжан Готао — «самую неприятную из всех, какие я помню», — утверждал много лет спустя Чжан.