Марь

— Сколько, говоришь, тебе тогда было?

— Семь лет. И я все отлично помню, если ты намекаешь на мою слабую память.

— Я ни на что не намекаю. Я просто пытаюсь понять, насколько маленькой и безмозглой ты была, чтобы сунуться в трясину.

Получилось как-то не слишком вежливо. Но Аграфена не обиделась, лишь понимающе улыбнулась.

— Я была маленькой, но не безмозглой. Я была… — Она задумалась, а потом сказала: — Странной.

— Так ничего и не изменилось. — Apec снова скосил на нее взгляд.

— Ой, да ну! Сейчас я намного более социализированная! — Аграфена сорвала былинку, сунула ее в рот. — Но ход твоих мыслей, Павлик, мне понятен.

— Я не хотел тебя обидеть. — Раскаяние было запоздалым, но уж как есть.

— Хотел, — сказала Аграфена, но без злости. Аресу вдруг подумалось, что она привыкла к обвинениям в странности. Стало как-то совсем уж неловко. Но слово не воробей… — Ладно, проехали! — Она широко улыбнулась, сверкнув белоснежными зубами с зажатой в них былинкой. — Я была странной с малолетства. И я давно смирилась с этим фактом. Ну так вот! — Аграфена хлопнула в ладоши. — Пока дед собирал клюкву, я сделала ноги.

— Далеко убежала? — спросил Apec, чтобы спросить хоть что-то, чтобы хоть как-то поддержать беседу.

— Далеко. Забралась в самую топь.

— И не утонула?

— Как видишь. На самом деле это было легко!

— Что?

— Гулять по болоту. Легко и увлекательно. Мне даже казалось, что я запросто смогу выйти обратно.

— Но что-то пошло не так.

— Что-то пошло не так. — Аграфена кивнула. — Наступила ночь. Если ты еще не заметил, на болоте ночь наступает, как на экваторе. Только что было светло, а потом — бац! — и тьма египетская!

Apec представил себе семилетнюю Аграфену одну ночью посреди топи и как-то сразу прочувствовал весь ужас ситуации.

— Испугалась, наверное? — спросил он сочувственно.

— Испугалась. Но не болота, а того, что родители заругают, когда узнают, что я ушла.

— Объяснимо. — Кивнул Apec с видом знатока.

Он и был в этом деле знатоком. Сколько раз по малолетству сбегал из дома и возвращался лишь ночью. Бывало, по его заднице даже прохаживался дедов ремень. Не больно, но оскорбительно.

Аграфена посмотрела на него с любопытством, а потом продолжила:

— Ну вот, значит, сижу я на какой-то зеленой кочке, отмахиваюсь от комаров и реву в голос. А меня кто-то так осторожно хлопает сзади по плечу и говорит:

— Не плачь, девочка.

— Я б там и помер, — признался Apec, а Аграфена расхохоталась. Смех у нее был звонкий и заразительный.

— Сейчас я бы, наверное, тоже, — сказала она. — А тогда я просто обрадовалась, что не одна. Что меня в этом болоте кто-то нашел.

— И кто тебя нашел? Марёвки?

— Да. Мальчик и девочка. Стояли за моей спиной, держались за руки и смотрели на меня с интересом.

— С гастрономическим?

— Нет, с обычным человеческим. Если такое определение вообще применимо к марёвкам. Девочка была побойчее. Она спросила, чего я реву и как меня зовут. Я, разумеется, рассказала. Спросила, как их зовут. Они представились.

— У них есть имена?

— У них были имена когда-то давно. Так давно, что они уже и забыли. Поэтому разрешили называть их марёвками. Я сказала, что реву, потому что боюсь папиного наказания. А они о чем-то пошептались и предложили наказать моего папу. Я чуть было не согласилась, а потом подумала, что папа ни в чем не виноват и наказывать его не за что.

— Мудрое дитя, — похвалил Apec.

— Накатывает иногда. А марёвки спросили, кого бы я в таком случае хотела наказать. Я сказала, что никого, и что если они хотят помочь, то пусть проводят меня до Змеиной заводи.

— Проводят или покажут дорогу? — уточнил Apec.

— Дорогу я и сама знала. Мне просто было страшно и немного скучно идти по болоту одной.

— То есть как это: знала дорогу? Тебя брали на болото с младенчества?

— Нет, конечно! Я просто знала.

— И болотные детки тебя проводили?

Аграфена молча кивнула.

— И пока провожали, ни разу не попытались присосаться и отформатировать твою память? Может, все-таки отформатировали?

— Нет, — сказала Аграфена твердо. — Ничего они не форматировали. Мы просто шли и болтали. Они рассказали, что живут на болоте очень давно, что здесь им скучно и все время хочется кушать. У меня с собой были конфеты, я им предложила. Они отказались.

— Ну разумеется!

— Отказались и предложили сыграть в прятки.

— А ты?

— Я тоже отказалась. Я была странной, но здравомыслящей девочкой и прекрасно понимала: чем больше времени я проведу на болоте, тем сложнее будет объясняться с родителями.

— Они расстроились?

— Не особо. Они пригласили меня в гости. Сказали, что в прятки можно поиграть и днем.

— И за все время вашего милого общения они ни разу не сделали попытку трансформироваться в монстров? Не пойми меня неправильно, но я видел эту жуть собственными глазами.

— Нет, они вели себя со мной как самые обыкновенные дети. Они вывели меня к Змеиной заводи. Перед домом как раз собрались мужики из Марьино и мои родители. Начинался инструктаж.

— И они, эти чудо-дети, не предприняли попытку перекусить кем-то из собравшихся? — спросил Apec.