Марь

— Ну, ясное дело, — поддакнул Apec, — экологам металлоискатель ни к чему. И какие ваши версии? Типа, надышались копатели дымом, угорели и ушли на болота?

— В деревне именно так и считают, — сказала Александра Васильевна, присаживаясь к столу рядом с мужем.

— А на болоте что с ними стало? Утонули?

— Могли утонуть, а могли провалиться в яму и сгореть. — Михалыч поморщился. Было очевидно, что это предположение доставляло ему мало радости.

— В какую яму? — не понял Apec.

— Вижу, ты про пожары на торфяниках ничего не знаешь.

— Ничегошеньки.

— И про торфяные ловушки тоже?

Apec покачал головой.

— Торфяников у нас здесь много, — сказал Михалыч задумчиво. — Ну ничего удивительного, болото ж огромное. Одно время, году так в пятидесятом, торфяники пытались разрабатывать. Организовали бригаду из пришлых, нашли какую-никакую технику.

— Почему из пришлых? — тут же спросил Apec.

— Потому что местные не согласились бы.

— Из-за каких-то здешних суеверий?

— Из-за болота. — Михалыч как-то неопределенно махнул лапищей. — Местные привыкли к болоту относиться с уважением и опаской. Мало кто рискует заходить далеко. За клюквой ходят, конечно, в сезон. Клюква на нашем болоте крупная и очень вкусная. Но далеко не забредают. Если только нечаянно. Так сказать, в азарте. Охотники, бывает, уток стреляют. Но тоже по краю, ближе к заводи.

— А как оно называется, это ваше болото? — Apec вдруг понял, что ни на одной из его карт у болота нет названия.

— А так и называется. Болото, — усмехнулся Михалыч.

— А в старину его называли Марь, — сказала Александра Васильевна.

— Марь, это от Марьи? — Слово было мягкое, шелковистое на слух и не вызывало плохих ассоциаций.

— Марь, это от марева. — Александра Васильевна задумалась. — По крайней мере, нам когда-то так наш учитель истории рассказывал. Мне кажется, это от того, что над болотом постоянно туманы или дым. Отсюда и марево.

А вот слово «марево» душу тревожило, заставляло задуматься.

— У нас тут фольклор очень своеобразный и связан исключительно с болотом.

— Да погоди ты, Саня, с фольклором! — Михалыч одним махом допил кофе, словно это был не кофе, а самогон. — Сначала нужно о технике безопасности рассказать!

Вообще-то Аресу про фольклор было интереснее, но спорить с Михалычем он не стал. Александра Васильевна тоже. Она молча разложила по тарелкам остатки штруделя.

— Ну так вот, парень, про технику безопасности! — Михалыч поднял вверх указательный палец. — Местные на болото никогда не суются, потому что там есть как минимум две опасности. Первая — это трясина. Шаг в сторону и все: засосет, пикнуть не успеешь. Вторая — торфяные ловушки. Они — последствие пожара. Огонь на торфяниках коварный. Чаще всего ты его и не увидишь. Ну, или увидишь поднимающийся над землей легкий дымок. Саня права, — он посмотрел на Александру Васильевну, — пожары наши может потушить только сама природа-матушка, да и то не всегда. Бывает, что уже и дыма нет. Казалось бы, все прекрасно, земля под ногами твердая, огонь потух.

Но не тут-то было! Торф тлеет под землей, месяцами может тлеть, выгорать до золы, до ям. И в ямах этих температура может долгое время оставаться очень высокой. Теперь представь: на поверхности тишь да гладь, да божья благодать, а под землей — пекло. И если человек провалится в такую ловушку — все, конец. Причем мучительный. Если там огонь — сгорит заживо. Если выгорело все — задохнется. Как ни крути, а ничего хорошего. И на нашем болоте таких ловушек очень много.

— И что стало с той бригадой? — спросил Apec, живо представляя картинку, описанную Михалычем.

— Пятеро провалились. Еще двое попытались их вытащить и тоже сгинули. Оставшиеся сошли с ума.

— Как это сошли с ума?

Apec, конечно, представлял, что пережили очевидцы тех страшных событий, но чтобы в одночасье сойти с ума…

— Так и сошли! Кое-как доковыляли до деревни, а потом начали рассказывать всякие сказки про огненного черта, который выбрался из торфяной ямы. И это, прошу заметить, после войны, в годы тотального атеизма, когда люди не верили ни в бога, ни в дьявола.

— Лёш, ну что-то мальчика пугаешь? — сказала Александра Васильевна с мягким укором. — Ну ведь россказни — это все! Ну какие черти на болоте?

— Вот и я думаю, что это не черт был, а просто одному из провалившихся перед смертью удалось выбраться из ямы. Но, ясное дело, у страха глаза велики. А может быть, болотные испарения или продукты горения так на тех работяг повлияли. — Михалыч многозначительно посмотрел на Ареса.

— Ага, как на экологов-копателей.

— Ну, типа того.

— И все это вы с какой целью мне рассказали? — спросил Apec с вежливой улыбкой.

— И все это я тебе, Паша, с той целью рассказал, чтобы вы с товарищем не наделали глупостей и не поперлись по глупой какой надобности на болото.

— Так мы и не планировали, — соврал Apec. Теперь ему еще больше захотелось исследовать болото.

— Вот и молодцы! — Михалыч ласково похлопал его по плечу.

— А почему в Змеиной заводи купаться нельзя? — спросил Apec, мужественно выдержав медвежьи похлопывания.

— Потому что Змеиная, — сказал Михалыч с усмешкой. — Очень много змей в округе.