– Нет. Он спросит, какого цвета у меня постельное бельё и сколько подушек на кровати, – спокойно отзывается принц, распахивая передо мной пятую комнату по счёту.
– И сколько? – удивляюсь я, заходя к нему в покои.
Здесь темно, лишь несколько свечей в подсвечниках позволяют разглядеть, где стоит мебель. Я даже не могу определить, насколько комната большая, но вижу три огромных окна, сквозь которые проглядывает светлое зимнее небо, затянутое снежными облаками.
– Три, – отвечает принц, прикрывая за собой дверь.
– А постельное бельё?
Встречая взгляд Аарона и замечая, как уголки его губ дёргаются в снисходительной улыбке от моей недогадливости, я начинаю понимать. Перевожу взгляд на кровать. На ней тёмное покрывало, и узнать цвет простыней я смогу, только если подойду и откину его или если… лягу сама.
Сердце начинает биться быстрее, а внутри поднимается странный трепет, я чувствую, как горит моё лицо, но принц не замечает этого, проходит мимо, развязывая свой плащ.
– Марк любит подобные игры, – поясняет он, скидывая влажную от снега накидку на пол.
– Но откуда Марку знать правильный ответ?
– Он и Павел – главные среди Теней после меня и свободно передвигаются по дворцу. Раньше они имели хоть немного совести, спрашивая позволения войти, но Марк свои манеры уже пропил и наведывается ко мне в комнату, когда пожелает, – морщится принц, но я знаю, что его раздражение полностью напускное. – Если желаешь обыграть его, то откинь покрывало и посмотри, если нет, то можешь ничего не делать.
Александр присаживается на край своего стола и продолжает спокойно расстёгивать пуговицы на кафтане, но, заметив мою растерянность, останавливается.
– Если тебя это смущает, то я могу сам сказать. Тебе нужно только спросить.
Я не знаю, что мне сделать. Не знаю, зачем прохожу ближе к кровати принца Серата и едва заметно касаюсь пальцами бархатного покрывала, зачем трогаю резные столбики балдахина из тёмного дерева. Я почти уверена, что тяну время, чтобы принять решение, но в голове полнейшая тишина, нарушаемая только стремительными ударами моего сердца, которое никак не хочет успокаиваться.
Александр терпеливо ждёт моего ответа, но любой намёк на улыбку исчезает с его лица, когда я расстёгиваю свой кафтан, а потом подхожу к нему и начинаю помогать раздеваться. Всего несколько мгновений – и я распахиваю его верхнюю одежду, а когда пальцами тянусь к пуговицам на рубашке, он перехватывает мои руки.
– Ты не так поняла, Агата, – хмурится он, – никто не намекал, что тобой можно воспользоваться как развлечением.
– Знаю, – просто отвечаю я, понимая, что смелею только из-за лёгкости в голове после выпитого.
– Тогда что ты…
Я сама подаюсь вперёд, накрывая его губы своими, и вначале Александр теряется, отвечает мне неуверенно, с сомнением. Но когда понимает, что чувства, которые я вкладываю в этот тягучий поцелуй, настоящие, то сразу перехватывает инициативу. Отвечает мне с такой неожиданной жаждой и пылкостью, словно это именно ему всё запрещали всю его жизнь, а не мне. В этом поцелуе больше нет былой враждебности, в нём голод и желание получить то, чего нам так не хватало долгие годы, – чужой любви.
Я сжимаю в руках ткань его рубашки, притягивая к себе. Его губы мягкие, всё ещё отдают выпитым мёдом, и я задыхаюсь, не зная, как мне от него оторваться.
С губ срывается стон, когда Александр встаёт со стола и резко разворачивает меня к стене, придавливая всем телом, и от удара дребезжит настенный подсвечник над головой. Я не возражаю. Кровать кажется слишком далёкой. Откидываю голову назад, а его губы спускаются на мою шею. Александр даёт мне отодвинуться от опоры за спиной только на несколько секунд, пока нетерпеливо стаскивает с меня кафтан. Я помогаю, торопливо вытаскивая руки из рукавов. Но стоит одежде упасть на пол, как Александр вновь толкает меня назад, и я знаю, что в этот раз не собираюсь его останавливать. Я выгибаюсь вперёд, принцу навстречу, когда на моей коже его губы сменяются на язык.
– Александр…
Он шумно втягивает носом воздух, позволяя моим трясущимся пальцам расстегнуть пуговицы на его рубашке.
– Ты уверена в том, что делаешь, Агата? – По телу проходит дрожь, когда я слышу его голос: сейчас он звучит ниже, чем когда-либо, а глаза такие тёмные.
– А ты? – Мои пальцы замирают на середине, я уже вижу его голую кожу на груди, мне хочется прикоснуться к ней, но я медлю.