Мара и Морок. Трилогия

– Но если он сделал что-то, что тебе не понравилось, тебе стоит мне сказать. Я с ним разберусь. – Северин становится серьёзнее, и меня умиляет, как его мелодия перетекает во что-то более задумчивое, словно живёт и меняется вместе с его словами. – Я не столь добр, как кажется, а ты теперь часть нашей семьи.

Я молчу, но улыбаюсь теплу от его слов, что разливается в груди, и продолжаю с интересом наблюдать за его пальцами.

– Или… – мелодия выдерживает длинную паузу, а потом, только с его следующими словами, течёт вновь, удивлённая, – ошибка в том, что он как раз не сделал того, что надо?

– Ты точно не старший брат?

Северин смеётся, мелодия сбивается на мгновение, а потом снова начинает звучать, отражаясь от потолка.

– Иногда я его совсем не понимаю, – откровенно сознаюсь я.

– Лишь иногда?

Вновь улыбаясь, я пихаю собеседника локтем под рёбра, но его мелодия из весёлой медленно меняется на спокойную, тихую, едва различимую.

– Тебе нравится музыка, Агата? – интересуется Северин, замечая, с какой жадностью я слежу за его пальцами.

– Да, хотя музыки в моей жизни было мало.

– Анна потрясающе поёт! Она сказала, что у всех Мар красивые голоса, но я глаз оторвать от неё не мог, когда услышал впервые, – делится молодой король. Я невольно улыбаюсь, чувствуя его любовь к моей сестре. – А на моё восхищение она только и ответила, что её голос не был лучшим среди Мар. Неужели такое возможно?

– Возможно, – соглашаюсь я, моя улыбка становится ещё шире. – Лучшей в пении была наша сестра Лада. По характеру она была спокойной, даже молчаливой, но стоило Ладе начать петь, как она преображалась. Равных ей по таланту я не встречала. Анна шла следующей по красоте голоса. Сестра… её всегда тянуло к искусству.

– А тебя? – неожиданно спрашивает Северин, не переставая наигрывать тихую мелодию.

– У меня особо не было времени задуматься, – признаюсь я. – Я думала о том, как стать сильнее, чтобы защитить её. Но как видишь, я не справилась.

– То ли это странная причуда старших братьев и сестёр, то ли вы с Александром настолько похожи, – по-доброму ухмыляется молодой король. – Он тоже не может отринуть привычку быть за всех в ответе, но невозможно контролировать всё. А вы двое никак не хотите это признать.

Я поднимаю вопросительный взгляд на Северина. Он смотрит на меня сквозь растрёпанную чёлку, разглядывает, раздумывая над чем-то, хотя его пальцы продолжают безостановочно двигаться по чёрно-белым клавишам. Наконец Северин приходит к какому-то решению, переводит взгляд на свои руки, едва заметно хмурится и продолжает свою мысль:

– Александр… он ведь старший сын, и именно его до десяти лет растили и воспитывали как будущего короля, и ему эта роль подходила куда лучше, чем мне.

Северин громко хмыкает, замечая сомнение на моём лице.

– Он рос, глядя на отца, который мечтал вернуть доброе имя нашей семье, доказать, что Ариан никого не убивал. Но наш отец, Алексей, знал, что его жизни не хватит на это дело, и с самого рождения Александра возлагал на него большие надежды. Неосознанно, уже тогда вешал бремя ответственности на своего старшего сына, каждый день напоминая, что он завершит его дело. Станет тем, чьё имя сератианцы будут повторять с любовью, говоря, что он вернул им честь и возможность гордиться своими правителями. И Александр ограничивал себя в простых детских забавах, предвкушая эту судьбу.

Моя улыбка меркнет от привкуса сожаления в голосе короля.

– Он был идеальным учеником: прилежным, умным, послушным. Делал всё ради этой цели и радости отца. А потом в десять лет пришёл Морок, чтобы его забрать. И все его стремления, цели, планы… остались теми же. – Палец Северина застывает на клавише, заставляя последнюю высокую ноту вибрировать в воздухе. – Он даже получил больше сил для их реализации. Но за мгновение… из спасителя-короля он стал Тенью-палачом. Многие до сих пор уверены, что Мороки в действительности чудовища. А наш народ об Александре будет помнить лишь то, что он умер в десять лет. Ему не нужна была слава изначально, но он с детства впитывал сказки отца о своём предназначении. Однако мы поняли, что у так называемой судьбы другие планы.

Северин начинает новую мелодию, а я хоть и слежу за его пальцами, но почти ничего не вижу, вспоминая, как каждый встречный твердил мне об особенности моей судьбы. О том, что я одна из избранных.

Избранных, что стали пешками в политических играх. Разменной монетой, когда это потребовалось. Не помню, чтобы моя особенная судьба подарила мне что-то большее, чем кровь, смерть и ограничения. И я понимаю разочарование Александра, вскормленного схожими байками. И всё же он всеми силами пытается сделать то, чего хотел его отец, но теперь старается не привлекать в это эмоции. Всегда помнит, что у него другое место и есть грань, которую он не смеет переступить. Теперь он всё равно в стороне, и не по своей воле.