Марафон нежеланий

Внизу Лера опрашивала всех насчет шляпки: какую выбрать – огромную соломенную с лохматыми краями или канотье с павлиньим пером. Обе шляпы выглядели так, как будто их привез Гумилев из какой-то дальней экспедиции. Пока ребята подшучивали над нарядом, я тихонько поднялась обратно и стала подслушивать.

– Да бред какой-то! – крикнул Тимур.

– Если он был под чем-то, то мог поверить.

– Это было еще позавчера. Вчера он был нормальный. Он вообще намного нормальнее, чем хочет казаться. Просто ему нравится играть в загадочную личность.

– Просто ты достал его своими претензиями. Ты всегда можешь уехать.

– Ты знаешь, что не могу. Как и ты.

– «Мы свободны делать то, что хотим». Не так ты говорил перед грозой?

– «Я не уверен, что хочу сделать это. Но не могу остаться в стороне от общего решения», – а это сказал ты.

– Вам нужно нормально поговорить. Когда вы оба будете адекватными.

– Он все понимает. Но после того как вы все передумали закончить начатое, он в нас, в вас, разочаровался.

– А ты не передумал?

– Я не хочу жить. Но и умирать в этой лжи не хочу.

Я не могла сосредоточиться на выступлении. Весь день переваривала последнюю фразу Тимура в голове, но она от постоянного повторения не теряла вкуса, а наоборот, появлялись новые оттенки, то горьковатые, то тошнотворно-пафосные.

За полтора месяца я так и не поняла, думали ли они этими громкими фразами, цитатами или все это говорилось для усиления эффекта. Когда мы обсуждали что-то с Ритой, иногда впадая в крайности и рассуждая о чем-то эфемерно прекрасном, как в киношных диалогах, мне казалось, что это предельный уровень искренности – не бояться говорить громко и красиво. Поэтому и фразы от Адама и его ребят воспринимались как откровение и смелость. Но только после слов Тимура «я не хочу жить» я поняла, что за их философией страдания стоит реальная боль. Не та, которой я радуюсь, как источнику вдохновения. Их боль действительно выжигает изнутри.

Мы хотели сделать что-то, подобное вчерашнему выступлению, только с Савой и Ритой. Еще вчера мы попытались заранее продумать порядок наших текстов, связать их между собой, но ничего искреннего не получалось. Тогда Сава предложил просто по очереди читать свои самые короткие рассказы и самим же изображать публику. Рита продолжала рисовать открытки – мы задерживали героев ее скетчей, так что она успевала их продавать. С нашим фальшивым вниманием друг к другу люди действительно стали останавливаться чаще, правда редко кто дослушивал до конца, так как русских было немного. А иностранцам не хватало динамики, которая была вчера у нас с Лёвой. Я все реже выходила вперед – стояла в толпе и делала вид, что слушаю, пока придумывала Тимуру трагичные сюжеты прошлого.

Сава расцвел, когда какой-то мужик дослушал его рассказ про ловцов лунного света из речной воды и от души похвалил, хлопая по спине:

– Я таких слов про мой родной Енисей с советских времен не читал. Знаешь, когда природу так описывали… Каждую тень от листочка, каждую травиночку чувствуешь. Аж на рыбалку захотелось! Молодец, парень!

Льва никто не хвалил, да и слушали насмешливо, но он был счастлив, читая описания планет своего романа. Мне некомфортно было читать в одиночестве, поэтому я старалась сделать это быстро.

Иногда мы заигрывали друг с другом – выкрикивали что-нибудь типа:

– Ну что, молчите? Может быть, кто-нибудь тоже хочет выступить?

И тогда кто-нибудь из нас выходил, чуть робко, как будто бы случайный зритель. Остальной публике это нравилось, одна женщина (как оказалось, учительница литературы) даже вышла продекламировать свои стихи, а маленькая девчушка с тоненькими косичками прочла отрывок из «Айболита».

Все вместе мы заработали почти два миллиона донгов (около сотни долларов). Ребята решили отдать ими мой долг Максу.

Адам вернулся перед самым отправлением. Злой, с синяками под глазами и исцарапанной щекой.

– Вообще-то мы планировали подвести итоги, – сказал Тимур.

– Я попрошу хозяйку и водителя… – не успел договорить Миша.

– Итоги?! Вот вам итоги! Вы все просто ленивые домашние хомячки!

– Эй, – Миша потянул Адама за футболку. – Пойдем, тебе надо освежиться.

– Это всем вам надо освежиться! – Адам пнул чей-то рюкзак и чуть не потерял равновесие. Он схватился левой рукой за перила лестницы, а правую поднял как Иисус. Он замолчал, еле заметно кивая и рассматривая нас мутным взглядом. Но как только Миша вновь потянул его наверх, он заговорил, уже обращаясь к Мише и Тимуру: – Вы – как застоявшееся болото. И меня в него затянули. От вас воняет перегноем ваших страданий. Дайте мне творить свободно!

Миша стал суетливо выгонять нас из дома:

– Машина уже приехала! Давайте загружайтесь! А то еще полчаса будете все перетаскивать!

Пока мы в нервной толкотне стали грузить вещи в микроавтобус, Миша с Тимуром все-таки увели Адама наверх.

Через несколько минут Миша спустился и сказал водителю ехать.

– Мы вас догоним! – крикнул он и вернулся в дом.

– Вот это он набрался! – восторженно крикнул Макс, когда мы отъехали.

– А сам-то вчера! – с не меньшим восторгом проорал Лев.