Марат

– Хочешь лимонаду? – спросил Атреско у Марата.

И тут Марат вспомнил сон, который мучил его этой ночью, мучил ясным видением, явившимся посреди алкогольно-опиумного бреда. Сон про изгнание из школы, сон, в котором Сангаре говорил о слабости и унижении.

– Эй, шлюшка, с тобой говорит господин Атреско.

Марат издал хлюпающий звук. Хади принял это за мольбу о пощаде. Но на самом деле Марат бормотал о том, что ему уже предлагали лимонад и что он не хочет его пить.

Сутенер расстегнул ширинку и помочился на лицо своего должника. Хади ловко ткнул голову Марата мыском своего ботинка, повернул ее так, чтобы струя била прямо в приоткрытый слюнявый рот.

– Проливаешь бесплатный лимонад, – укоризненно сказал он. – Когда еще будет возможность выпить за чужой счет?

– Когда? Считай, что он пил за мой счет все эти месяцы. – Атреско застегнул ширинку и зло, изо всех сил, ударил должника мыском ботинка под дых. Марат поперхнулся остатками мочи. Хади убрал ногу от его лица, давая возможность откашляться.

– Ну что, босс? Запасной выход?

– Да. – Атреско слегка наклонился к Марату. – Помнишь, мы обещали, что выведем тебя? Так вот, это правда.

Марат смотрел на своих палачей. Его глаза покраснели, но он не моргал.

– Это особенный номер. Такой есть только у меня. – Атреско повернулся к Хади. – Сбрось его.

Хади пинком перевернул свою жертву на живот и за брючный ремень поднял вверх. Марат был тяжелый, его обессиленные руки волочились по полу. Хади сопел, но ни разу не остановился отдохнуть, пока не дотащил его до окна. Дешевый номер выходил на пустынный технический двор гостиницы; прямо под его окнами стояли открытые помойные контейнеры, заполненные мягкими мешками с мусором. Хади крякнул и швырнул Марата вниз, на них.

Отбросы амортизировали падение. Марат приземлился с чавкающим звуком. Его правая рука провалилась в пакет с картофельными очистками. Все его тело дрожало. Он чувствовал, что тонет, погружается в слизь. Он не мог понять, что с ним случилось, не мог этого переварить.

Его мир стал пуст. Он лежал очень тихо и слушал, как внизу, под грудой отходов, пирует стая крыс. Час проходил за часом. Начало смеркаться. Рабочие забросили в контейнер новые вонючие мешки. Они не видели, что в центре кучи лежит человек.

«Я жив», – подумал Марат. Это была его первая мысль с тех пор, как он вспомнил про лимонад Сангаре. Жив. «Странно, я чувствовал себя, как курица, которой сворачивают шею. Мне казалось, что я дергаюсь так же, как перед смертью дергалась моя мать… Но все это прошло, а я жив».

Он вспомнил старуху Намон, вспомнил, как просил ее дать ему новую жизнь. «Я хочу жить среди врагов, которые не смогут меня убить».

– Да, – сказал Марат. – Никто не может меня убить. Даже Атреско и Хади не могут.

Что еще он просил у ведьмы? Поиметь много белых женщин? Он имеет их. Доставить много боли? Марат задумался. Много ли боли он доставляет? Ему показалось, что мало. Надо бы больше. Его мысли описали медленный круг и вернулись к сутенеру.

– Атреско не может меня убить. А я могу убить Атреско?

Медленно, неуклюже, как сонное насекомое выбирается из своего кокона, Марат выбрался из мусорного контейнера. Он выглядел ужасно и невыносимо вонял, но не чувствовал этого. Его заполнила одна мысль, одно устремление. Он пошел к реке. Его магнитом тянул к себе старый нож-бабочка.

Глава шестая

Комната с циновками

Наступила новая зима. Дождь лил сквозь туман. В Абиджане что-то случилось, и теперь через Ямусукро день за днем шли военные колонны. Было позднее утро, где-то за облаками взошло больное солнце, но грузовики ехали с включенным дальним светом. Их фары – призрачные огни – редкой неуверенной цепочкой двигались вдоль середины улицы.

Марат бесшумно шагал по изломанному краю асфальтового покрытия. Там, где не было асфальта, начиналась хлябь. В разъезженных колеях бурлил мутный поток. Марат промок. Его броский светлый пиджак был небрежно расстегнут. Он провел ночь в опиумной курильне, и теперь все казалось ему медленным и холодным. Мир вращался вокруг него, полный тумана, даже капли дождя падали медленно. Марату казалось, что он может сосчитать брызги, на которые разбивается каждая из них.

На углу рыночной площади он остановился. Тень, смутный силуэт, за которым он следовал, стала слишком отчетливой. Он боялся, что девушка заметит его прежде времени. Она не оглянулась, пошла дальше. Марат снова двинулся за ней, чувствуя сталь у себя в руке, скользя пальцами вверх-вниз по металлу. Он не раскладывал нож, но знал, что может сделать это в любой момент. И тогда лезвие метнется сквозь дождь, как голова потревоженной ядовитой змеи.