Маргиналы в социуме. Маргиналы как социум. Сибирь (1920–1930-е годы)

Меньшевиков и эсеров возглавляли выборные старосты колоний. Так, колпашевская колония социал-демократов, насчитывавшая 28 чел., управлялась тремя старостами. Они ведали распределением общих денежных средств из касс взаимопомощи, выступали арбитрами в разрешении конфликтов между ссыльными, организовывали коллективные мероприятия, товарищеские суды и собрания по хозяйственным вопросам. В некоторых случаях старосты меньшевиков обращались за советом к старостам эсеров и наоборот, однако этим их взаимоотношения ограничивались. Не существовало единых координационных центров или каких-либо общих организаций политссыльных. У меньшевиков имелись свои отдельные библиотеки и общественные столовые. В Парабели многие политссыльные питались на квартире Донских. В колпашевской колонии была организована общая с эсерами и анархистами библиотека. Однако, по информации органов надзора, среди ссыльных господствовали фракционность и недоверие как к инакомыслящим группам, так и к однопартийцам. В каждом новоприбывшем «политике» подозревался агент ОГПУ. Внутренняя атмосфера ссылки той поры, по словам самих ссыльных, характеризовалась замкнутостью, подозрительностью и взаимными обвинениями в заговорах и неосторожности[939]

.

В первой половине 1920-х гг. политссыльные Нарымского края пытались организовать собственные мастерские. Однако это требовало объединения усилий многих ссыльных, чего в условиях советской ссылки добиться было очень трудно. Если трудовые артели и создавались, то в принудительном порядке, по распоряжению местных властей. Отдельные предложения ссыльных, касавшиеся организации коллективного хозяйства, не имели шансов на успех. В июне 1926 г. на имя председателя Красноярского окрисполкома поступило заявление ссыльного С.И. Полякова, который представился уполномоченным группы из 50 ссыльных, находившихся в городском изоляторе. Вероятно, желая любым способом избежать отправки на север округа, ссыльные обратились к властям с предложением выделить им в полосе железнодорожной магистрали и вблизи водных артерий земельный участок с лесным массивом и луговыми угодьями для организации «образцового» колхоза. По словам заявителя, это отвечало бы целям, с одной стороны, развития экономических сил Республики и, с другой – создания коллективных форм труда и «вовлечения частного капитала в процесс производства». Ссыльные выражали готовность закупить на свои средства сельскохозяйственные машины, оборудование, транспорт и скот. Поляков нарисовал перед властями радужные перспективы, пообещав организовать образцовое хозяйство, построить нужное количество жилья для членов коллектива и хозяйственные постройки. В письме содержалась просьба срочно обсудить проект до отправки членов инициативной группы по местам ссылки[940]

. Однако власти посчитали правильным оставить проект без внимания.

«Троцкисты», начавшие пополнять ссылку в конце 1927 г., только углубили существовавший раскол. Социалисты воспринимали их как «опальных вельмож», которые вели себя соответственно. Поэтому никаких точек соприкосновения между ними не было и быть не могло[941]. Коммунистические оппозиционеры, стремясь подчеркнуть свое исключительное положение и не признавая за политических никого, кроме себя, держались обособленно от остальной массы репрессированных. Ссыльные социалисты не возражали против контактов с ними, однако ссыльные большевики предпочитали поддерживать отношения с парткомами и органами ОГПУ.

Среди большевиков-оппозиционеров было распространено убеждение, что по отношению к ним партия допустила досадную ошибку и скоро, осознав это, она вновь примет в свои ряды «преданных борцов за дело революции». В письмах в центральные партийные органы «троцкисты» выражали уверенность в том, что «при Ленине ссылка вообще не практиковалась». В одном из коллективных обращений ссыльных сторонников Л.Д. Троцкого в ЦК ВКП(б) говорилось о положительной роли репрессий, но только в том случае, если иx направлять против «буржуазии, ее международной агентуры, эсеров и меньшевиков». Ссыльный В. Лангер в письме в редакцию «Правды» клеймил обращение деятелей МОПР Криспина и Де Брукера к М.И. Калинину, в котором требовалось прекратить политические преследования в СССР как «негодную попытку нажить капитал на внутриполитических разногласиях». От себя он заявлял, что «ОГПУ – орган пролетарской диктатуры»[942].