Маргиналы в советском социуме. 1930-е — середина 1950-х годов

В отличие от знакомого Константина Симиса, большинство подпольных предпринимателей предпочитали все же в определенный момент отойти от дел и престать заниматься бизнесом. Несмотря на враждебную и часто непредсказуемую политику государства в отношении частного предпринимательства, в конце 1940-х гг. у «теневиков» (как, впрочем, и у других групп населения) появляется некое чувство стабильности и уверенности в будущем. Конечно, риск оказаться в тюрьме сохраняется, но если соблюдать некоторые правила, можно вполне наслаждаться жизнью на протяжении многих лет и передать нажитое своим детям. Ощущение стабильности сильно поспособствовало росту группового самосознания частных предпринимателей.

Помимо сплоченной и культурно гомогенной группы профессиональных предпринимателей, в послевоенном Советском Союзе существовала масса людей, которые занимались мелким предпринимательством время от времени. Среди них также было немало людей, которых политика советского государства вытолкнула на периферию социальной структуры: бывшие заключенные и спецпоселенцы, их дети, инвалиды войны. Так же как и у еврейских предпринимателей, у них практически не было шансов сделать карьеру в рамках официальной системы[1190].

Но не только необходимость заставляла людей заниматься мелким предпринимательством. Даже мелочный бизнес был делом достаточно прибыльным, по крайней мере более выгодным с материальной точки зрения по сравнению с работой на заводе или в колхозе. Например, крошечная мастерская по ремонту часов обычно приносила своему владельцу не менее 1,5 тыс. руб. ежемесячно — практически в два раза больше, чем получал квалифицированный рабочий. Доход от кустарного производства мороженого — распространенный бизнес в конце 1940-х гг. — был еще больше[1191]

.

Если крупные «теневики» работали в основном в легкой промышленности и торговле, то мелкие предприниматели концентрировались преимущественно в сфере услуг. Парикмахерские, кафе, биллиардные, часовые мастерские, мастерские по ремонту бытовой техники — вот наиболее популярные виды мелкого бизнеса в послевоенные годы. Официально все эти предприятия считались либо государственными, либо кооперативными, но фактически были отданы на откуп частникам.

Мелкие предприниматели принадлежали к разным слоям населения. В отличие от еврейской «элиты» теневого бизнеса у них не было ни общей культуры, ни общего социального опыта. Находясь на периферии подпольного бизнес-сообщества, мелкие предприниматели не осознавали себя как отдельную социальную общность.

Помимо «еврейской» элиты и мелких предпринимателей существовала еще одна, совершенно особенная группа «теневиков». Этих людей вообще довольно сложно назвать «теневиками», поскольку они занимались своим бизнесом (как правило, мелочной торговлей или кустарным производством), особо не скрываясь. Они жили в своем особом, замкнутом мире, слабо соприкасаясь с советской реальностью. Многие «квазипредприниматели» даже не знали русского языка. Например, один китайский торговец из Алма-Аты так объяснял (через переводчика) свою ситуацию инспекторам министерства государственного контроля: «Я торгую с 1946 года, и у меня никогда не было никакого разрешения. Мне никто никогда не запрещал торговать, никогда! Я никогда никаких налогов не платил, кроме ежедневной платы за место на рынке»[1192]

.

Наибольшее количество «квазипредпринимателей» проживало в Средней Азии и Закавказье — там, где отношение общества к частникам было более терпимым, а контроль со стороны государственных органов не такой сильный. Но и в некоторых удаленных районах РСФСР этот социальный тип сохранялся вплоть до середины 1950-х гг. (а возможно, и дольше). Например, в Бельковском районе Рязанской обл. более 40 % крестьянского населения параллельно работе в колхозах занималось кустарным производством и продажей хлопчатобумажных тканей — сарпинок[1193].

На протяжении 1940-х гг. завершилось качественное преобразование социальной группы предпринимателей. На смену торговцам и промышленникам периода нэпа пришли «теневики». Дело, разумеется, не только в смене терминологии. Новые предприниматели кардинально отличались от нэпманов по составу, социальному опыту, методам работы, образу жизни и психологии.

В отличие от нэпманов, которые были органически связаны с дореволюционной предпринимательской традицией, «теневики» — это в большинстве своем вполне советские люди. «Теневики» полностью адаптированы к работе в условиях командно-админстративной системы. Они прекрасно осознают риски, связанные с их деятельностью, и привыкают постоянно жить под страхом ареста. «Теневики» вырабатывают потрясающую способность к социальной мимикрии. Тот факт, что после войны в предпринимательское сообщество влилось множество евреев, накладывает особый, национальный колорит на деловые отношения и образ жизни. По сути, между нэпманами и «теневиками» нет прямой генетической связи (хотя на персональном уровне, конечно, можно привести немало примеров, когда бывшие нэпманы становились подпольными предпринимателями).