Выйдя на улицу, Принцесса впервые подумала, что обычай спать днем не так уж плох. Солнце палило так, что на белые стены домов было больно смотреть. Солнечные лучи были тяжелыми, словно сделанными из раскаленного чугуна, и давили на голову и плечи. Из беседок и двориков доносились храп и посапывание. В тени кустов спали собаки. Под крыльцо заползли кошки. Ослы были в глубоком наркозе. Козы вообще растворились в пространстве. На сливовой косточке, валявшейся в пыли, спали три мухи. Только цикады орали истово, как будто до конца света осталось полчаса, и цикадам надо было напоследок высказать все, что они думают о мире.
На раскопе, в глубоких окопчиках, прикрытых пальмовыми листьями, спали рабочие. Профессора не было видно.
— И это дворец? — разочарованно протянула Принцесса. — Это… это… какая-то бомбежка тут была. Ямки, канавки, камушки…
Таки удивился. Он других дворцов не видел и считал, что этот — лучший в мире.
— А какой должен быть дворец?
— Ну… достроенный, а не эти развалины. Большие залы, паркетные полы, хрустальные люстры. Колонны, зеркала, бархатные шторы с золотыми кистями. Мраморные статуи, фарфоровые безделушки. Картины в золотых рамах. В окна виден парк с подстриженными кустами…
Таки оглядел знакомый с детства пейзаж. Осыпавшиеся стены ниже колен, обгрызенные временем камни кладки, уходящей в землю. Узкие траншеи, расчищенные археологами, словно ходы сообщения на войне. Дыры, обвалы, ведущие в подземные ходы, откуда тянет затхлой прохладой. Щебень, битый камень, на котором скользит нога. Белая въедливая пыль, которая с трудом отстирывается от рубахи. Острый осколок древнего горшка, впившийся в пятку. Толстые обрубки колонн, лежащие как бревна на лесоповале. Кто ходил по этим растрескавшимся плитам? Кто уронил горшок, осколок которого поцарапал Таки ногу? Может, такая же девчонка, как Анастазия? Она вечно бьет посуду. Только этой девчонке теперь четыре тысячи лет…
— Нет, — сказал Таки. — Наш дворец мне больше нравится. В его окна был виден не подстриженный парк, а море. И вообще это мой дворец. Тут царствовал мой пра-пра-пра — не знаю сколько пра-дед. Не нравится — не смотри.
— Нравится, — Принцесса перепугалась, что Таки обидится. — Просто не похоже на дворец.
— А между тем, дитя мое, это был прекраснейший дворец Европы, — раздался откуда-то из-под земли замогильный голос. — Хотя бы потому, что больше в Европе в те времена дворцов не было.
Из окопчика вынырнула лохматая и невероятно запыленная голова с веселыми глазами.
— О-о, здравствуйте, профессор! — обрадовался Таки. — Я привел гостью.
— Это прекрасно, — заулыбалась голова. — Ибо сказано Аполлонием Родосским: «Гость — услада для души, хоть в столице, хоть в глуши». Перевод мой.
И профессор ловко вылетел из окопчика и поцеловал руку Принцессы абсолютно пыльными губами.
— Простите, я слегка запачкался, — сказал он и встряхнулся, как пес после купания. — Но сказано Диодором Сицилийским: «Что нам грязь на нашем теле, грязь души страшней на деле». Перевод мой.
— Вы ей докажите, что наш дворец хороший, — попросил Таки.
— Не буду. Каждому сияют свои дворцы. Да и чем этот дворец отличается от твоего маленького дома, Таки? Ничем существенным, только размером. Смотри, девочка, тут был мегарон — длинная комната, личные покои царя. Перед ее короткой стороной — мощенная галькой открытая площадка. Позднее ее назовут «вестибул» (от чего пошло французское слово «вестибюль»), А сзади — несколько комнат с отдельным входом, там были хозяйственные помещения. Но дом Таки построен так же!
— Да, — вспомнила Принцесса. На площадке, мощенной галькой, их встретила Анастазия. А из задних комнат мама Таки принесла арбуз.
— Вот-вот, — кивнул профессор. — Современные дома на острове построены так же, как и дворец четыре тысячи лет назад. А росписи на стенах! Что нарисовано на твоих стенах, Таки?
— Дельфины, — сказал мальчик. — Вы же были у нас дома.
— И здесь, в спальне царицы — фрески с дельфинами, — профессор указал на синее пятно на стене. — А вон там — узор из лилий и львов.
— Такой есть в доме Яни-горшечника, — кивнул Таки. — Только поновее.
— Конечно, во дворце полторы тысячи комнат, — сказал профессор. — Но это не важно. Современные мастера делают горшки, похожие на те, которые лепили в мастерских царя Миноса. А некоторые узоры на вышивках Такиной мамы даже древнее этого дворца. Ты понимаешь, что на этом острове нет времени, детка? Хотя сказал Хайям: «Времени подвластны боги, не уйдешь с его дороги». Перевод мой.
— Какой запутанный дворец, — сказала Принцесса.
— Еще бы! Говорят, что когда подземный бог Аид был маленький, наш остров был его любимой погремушкой. Он его тряс-тряс… вот все и перепуталось. Но, возможно, это сплетни. Ибо сказано Аристотелем: «На каждый роток не накинешь платок». Перевод мой. Пойдемте, друзья, я покажу вам самую необычную находку этого сезона.
— Я вчера ее смотрел, — сказал Таки. — И позавчера тоже. И вообще я ее уже раз десять видел.