Мария Антуанетта

Однако при такой дерзновенности, оглушительно трубящей, словно в фанфары: "Четыре врага стремительно надвигаются на нас: налоги, банкротство, армия и зима, нам необходимо принять решение и быть готовыми, чтобы овладеть положением. Короче говоря, гражданская война неизбежна и, вероятно, необходима", – при подобных дерзких провозглашениях сердце королевы трепещет от ужаса. "Как может Мирабо или вообще любое мыслящее существо думать, что когда–нибудь настанет, более того, уже сейчас настал момент развязать гражданскую войну", – в негодовании возражает она и называет этот план "безумным от начала до конца". Её недоверие к аморальной личности, готовой использовать любые, даже самые страшные, средства, постепенно становится неодолимым.

Напрасно пытается Мирабо прервать "ударами грома этот ужасный летаргический сон" – его не слушают, и мало–помалу к его гневу против этой духовной вялости королевской семьи примешивается известное презрение к "royal betail"[163], к этим королевским баранам, послушно бредущим на бойню. Давно уже он понимает, что напрасно борется за этот двор, готовый лишь инертно принять помощь и совершенно неспособный к действиям. Но борьба - стихия Мирабо. Сам потерянный человек, он борется за потерянное дело и, уже сорвавшись с гребня чёрной волны, ещё раз в отчаянии пророчески призывает обоих: "Добрый, но слабовольный король! Несчастная королева! Всмотритесь в разверстую перед вами ужасную бездну, к которой толкают вас колебания между слепой доверчивостью и излишним недоверием! Ещё можно огромным напряжением усилий попытаться избавиться от них, но эта попытка – последняя. Откажетесь от неё, или она вам не удастся, и траур покроет это государство. Что произойдёт с ним? Куда понесёт корабль, поражённый молнией, разбитый штормом? Не знаю. Но если мне самому удастся сохранить жизнь при кораблекрушении, то всегда я с гордостью буду говорить в своём одиночестве: я сам подготовил себе своё падение ради того, чтобы спасти их. Они же не пожелали принять мою помощь".

***

Они не пожелали; ещё в Библии сказано о том, что нельзя запрячь в одну упряжку вола и коня. Неуклюжая, консервативная форма мышления двора антагонистична пламенному, стремительному, не терпящему ни узды, ни поводьев темпераменту великого трибуна. Женщина старого мира, Мария Антуанетта не понимает революционной сущности Мирабо, она в состоянии постичь лишь прямолинейный способ действий, но не отважное ва–банк этого гениального авантюриста от политики. И всё же до последнего часа Мирабо в самоупоении продолжает бороться из одной лишь жажды борьбы, гордый своей безмерной отвагой. Один против всех, подозреваемый двором, подозреваемый Национальным собранием, подозреваемый народом, он заигрывает одновременно со всеми и борется против каждого из них. Истощённый физически, снедаемый лихорадкой, он вновь и вновь с трудом плетётся к трибуне, чтобы ещё раз навязать свою волю тысяче двумстам депутатам, пока наконец в марте 1791 года – восемь месяцев служил он одновременно королю и революции – смерть не одерживает верх над ним самим. Ещё витийствует он, ещё до последнего момента диктует своим секретарям, ещё спит последнюю ночь с двумя оперными дивами, и вот этот титан полностью истощён. Толпа людей возле его дома стоит, прислушиваясь к последним глухим ударам сердца революции. За гробом покойного следуют 300 тысяч человек. Чтобы дать останкам этого человека вечный покой, Пантеон[164] впервые открывает свои ворота.

***

Лишь двор не реагирует на смерть Мирабо, и это – не случайность. Не следует всерьёз воспринимать глупый анекдот, выдуманный мадам Кампан, будто видели слёзы на глазах Марии Антуанетты, услышавшей сообщение о смерти трибуна. Нет ничего маловероятнее этого, скорее всего королева отметила конец этого союза вздохом облегчения: слишком велик был трибун, чтобы служить, слишком смел и дерзновенен, чтобы быть кому–либо послушным; двор боялся живого, он боялся и мёртвого титана. Ещё Мирабо в постели с предсмертными хрипами борется за жизнь, а из дворца уже засылают к нему в дом доверенного агента для изъятия из письменного стола умирающего опасных писем, дабы сохранить в строжайшей тайне ту связь, которой обе стороны стыдятся: Мирабо – потому что служит двору, королева – потому что пользуется его услугами. Со смертью Мирабо с исторической арены уходит последний человек, который, возможно, мог бы стать посредником между монархией и народом. И вот теперь стоят они друг перед другом лицом к лицу: Мария Антуанетта и Революция.

ПОДГОТАВЛИВАЕТСЯ БЕГСТВО

Со смертью Мирабо из жизни ушёл единственный помощник в борьбе монархии против революции. Вновь двор остаётся в одиночестве. Имеются две возможности: победить революцию или капитулировать перед ней. Как всегда, двор принимает промежуточное решение, самое злополучное – бегство.