Мария Антуанетта

И всего лишь двадцать минут спустя, ещё не улегся столб пыли на дороге за Варенном, ещё стоит он в знойном небе, как с другой стороны в город на быстром галопе несутся эскадроны. Наконец–то они явились, так страстно и так тщетно ожидаемые гусары Буйе! Продержись король ещё полчаса, и он оказался бы под защитой своей армии, а те, кто сейчас ликует, разгромленные, разбрелись бы по домам. Но, узнав, что король малодушно уступил, Буйе тотчас же отводит свои войска. К чему бесполезное кровопролитие? Он понимает, что слабость монарха уже решила судьбу монархии. Людовик XVI более не король Франции, Мария Антуанетта – не королева.

ОБРАТНЫЙ ПУТЬ

Корабль в спокойном море движется быстрее, нежели в шторм. Расстояние от Парижа до Варенна карета короля покрыла за двадцать часов, возвращение длится трое суток. Каплю за каплей, до дна должны испить король и королева горькую чашу унижения. Смертельно уставшие после двух бессонных ночей, не меняя одежды – рубашка короля так грязна от пота, что он вынужден взять на смену солдатскую, – сидят они вшестером в невыносимо душной и жаркой, словно духовка, карете. Немилосердно палящие лучи июньского солнца падают на раскалённую крышу кареты, воздух пахнет горячей пылью. Печально возвращение опозоренных, посрамлённых, под непрерывно растущим эскортом злобно издевающейся над ними толпы.

Тот шестичасовой переезд из Версаля в Тюильри был триумфальным шествием по сравнению с этим возвращением из Варенна в Париж. Карету осыпают бранными словами, двусмысленностями, каждый желает насладиться позором монархов, силой возвращаемых в столицу. Лучше закрыть окна, задыхаться, потеть, изнывать от жажды в этом котле на колёсах, нежели чувствовать себя объектом издевательских насмешек и поношений, быть непрерывно под оскорбительными взглядами недоброжелателей. Уже на лицах злосчастных путников маски серой пыли, глаза воспалены от недосыпания и дорожной грязи, но опускать на длительное время занавески не разрешено, ибо на каждой станции мэр соседнего местечка или городка считает себя обязанным обратиться к королю с какой–нибудь поучительной речью, заканчивающейся обязательными уверениями, что у короля и умысла не было покинуть Францию.

В такие моменты королева держит себя прекрасно. Когда на одной станции им наконец приносят поесть и они опускают занавески, чтобы утолить свой голод не на глазах у зевак, люди начинают шуметь и требуют, чтобы занавески были подняты. Уже готова Мадам Елизавета уступить, но королева энергично отказывается выполнить требование толпы. Она не обращает внимания на буйные выкрики, и лишь полчаса спустя, когда это её действие не будет выглядеть как исполнение требований, она сама поднимет занавески, выбрасывая куриные косточки, и скажет убеждённо: "Достоинство следует сохранить до конца".

Наконец–то появляется проблеск надежды: вечером в Шалоне привал. Там за каменной триумфальной аркой их ожидают горожане – ирония Истории – за той самой аркой, которая двадцать один год назад была сооружена в честь Марии Антуанетты, когда она в застеклённой карете ехала из Австрии навстречу своему будущему супругу, а на протяжении всего пути народ приветствовал её восторженными криками. На каменном фризе арки высечено: "Perstet aeterna ut amor" (Да будет этот памятник вечен, как наша любовь). Но любовь не так вечна, как хороший мрамор или тесаный камень. Словно сон, вспоминает Мария Антуанетта, что под этой аркой она принимала аристократов в праздничных нарядах, что улицы были украшены лампионами, что толпы людей заполняли их, что фонтаны в её честь били вином. Сейчас ожидает её лишь холодная вежливость, в лучшем случае вежливость сочувствующих. И всё же это благодеяние после откровенной, агрессивной ненависти. Можно выспаться, сменить одежду. Но на следующее утро вновь так враждебно печет солнце, а им надо продолжать свой мучительный путь.

Чем ближе они подъезжают к Парижу, тем недоброжелательнее становится встречающий их народ. Попросит король влажную губку, чтобы смыть с лица пыль и грязь, ему издевательски отвечают: "Если едешь, грязь неизбежна". Поднимается королева после небольшой разминки по ступенькам лесенки кареты, а за спиной слышит шипение женщины, жалящее, словно укус змеи: "Берегись, милая, скоро увидишь другие ступени". Дворянина, который её приветствует, стаскивают с коня, убивают.

Только теперь король и королева начинают понимать, что не один Париж оказался в плену "заблуждений" революции. На всех полях их страны зреют обильные всходы нового; но нет у них, по–видимому, сил глубоко прочувствовать всё это: постепенно усталость делает их полностью невосприимчивыми ко всему окружающему. Обессиленные, сидят они в карете, уже безразличные к своей судьбе. И тут наконец–то, наконец–то подъезжают курьеры и сообщают: три члена Национального собрания едут навстречу, чтобы охранять поезд королевской семьи. Значит, жизнь в безопасности, но не более.

***