Постепенно круг престарелых дам, которых не приглашали в Трианон, а иногда забывали позвать даже в Версаль на какое-нибудь веселое празднество, расширялся. «Ненужных» оказалось довольно много. Двери Белль-Вю для таких были гостеприимно распахнуты, недовольных королевой принимали с распростертыми объятиями. Те, кто не так давно плевался ядовитой слюной в фавориток короля, теперь жили в покоях, созданных по велению одной из фавориток, и шипели на королеву. Отжившее старое вовсе не хотело уходить добровольно, даже оказавшись изгнанным, вернее, вежливо отстраненным в сторону, оно не желало сдаваться.
По дорожке сада к сестрам спешила графиня де Ноай, главная соратница сестер. По тому, как торопилась старая графиня, становилось понятно, что у нее есть новости, требующие немедленного обсуждения.
– Ах, дорогая, как мы рады вас видеть!
– Да, мы рады! – подтвердила София.
– Рады, – это уже Виктория, которой из-за излишней полноты ходить становилось все труднее.
– Я безумно соскучилась по приятному общению. Ныне в Версале так тяжело… ну, вы же знаете, там просто не с кем поговорить! То ли дело раньше…
Это был пароль, после которого следовало не меньше часа вспоминать прежние благословенные времена, когда соблюдались правила Его Величества Этикета, причем соблюдались неукоснительно, а следили за всем как раз четыре фурии, встретившиеся на дорожке сада.
Но новость, которую принесла графиня де Ноай, не терпела отлагательства, потому долго вспоминать не стали, отправились на скамейку, чтобы выслушать и обсудить. Рассевшись в очаровательной, сплошь обвитой плющом беседке, по задумке вовсе не предназначавшейся для проведения подобных «совещаний», три дамы превратились в слух, а четвертая начала вещать.
– Ужас!
– Ах?! – воскликнули тетушки, хотя графиня де Ноай не произнесла еще ни слова.
– Вот именно, – добавила она, упиваясь ожиданием совсем еще недавно всесильных дочерей короля Людовика XV. – Королева позволяет на свои вечеринки дамам приходить без фижм!
– А?!.. – тетушки разом приложили руки к щекам, а потом принялись обмахиваться веерами, словно предотвращая обмороки. За много лет постоянного пребывания вместе жесты их стали настолько похожими, что, видя одну, можно было не смотреть на остальных, с той лишь разницей, что на мгновение раньше жест начинался у старшей Аделаиды, а две другие – Виктория и Софи – тут же повторяли. – Без фижм?!
– Да, почти без пудры на волосах!
– Без пудры?! – дыхания у тетушек просто не хватало.
– И почти без румян! – довольная графиня де Ноай позволила старым дамам прочувствовать ужас нововведений, сделав паузу.
Когда к оскорбленным до глубины души таким святотатством королевы тетушкам наконец вернулось дыхание, графиня добила их еще одним заявлением:
– А мужчинам позволительны фраки!
– О, нет!
Фраза получилась несколько растянутой, потому что, когда Аделаида уже тянула «Не-ет», младшая Софи только начинала ей вторить с «О-о». Снова ходуном заходили веера, снова покрылись и без румян румянцем возмущения щеки старых дев. Так попирать основы основ…
У графини де Ноай тоже заплясал в руках веер, она принялась частить, теперь уже выдавая собственное отношение к происходящему в Версале беспределу:
– Королева ходит в муслине!
– Ах?!
– Что ни вечер, то спектакли, причем с мужчинами вместе!
– Ах?!
– А в театре рядом с Его Величеством… графиня де Полиньяк!
Несколько мгновений было просто тихо, даже слышно щебетание птиц. Тетушки переваривали последнюю информацию. Две младшие смотрели на старшую, ожидая ее реакцию, было ясно, что она будет возмущенной, но вот насколько. Просто ли ахнет Аделаида или попытается изобразить обморок?
– Какое распутство! Но Луи в этом не виноват!
– Не виноват! – эхом согласилась Виктория.
– Виноват, – подхватила Софи, совершенно не заботясь о том, что смысл получился противоположным.
– Бедный доверчивый мальчик, попавший в лапы к австриячке!
– Бедный!
– Доверчивый!
– Его надо спасать! А этой самозванке на троне дать отпор!
– Да!
Четыре головы по знаку Аделаиды пригнулись друг к дружке, словно в беседке сада их кто-то мог подслушать. Старые дамы принялись обсуждать, как можно «показать ее место» этой австрийской зазнайке, забывшей все доброе и правильное, чему ее учили столько времени в Версале.
С какой стати Мария-Антуанетта вдруг стала самозванкой, никого не волновало, главное – дать отпор, дамы были готовы встать грудью на защиту несчастного племянника! Неважно, что груди давно нет (разве что у Виктории, которая скоро не сможет пройти в дверь из-за своего аппетита), неважно, что племянник вовсе не был несчастным, скорее напротив, неважно, как встать, главное определено. Королеве-нарушительнице Этикета объявлена негласная война.
Было решено:
– в знак протеста не посещать никаких ее вечеров!
– ни при каких условиях не посещать ненавистный Трианон, даже если королева будет уговаривать;
– не посещать театры, где ставят аморальные пьесы и танцуют тощие, как щепки, актрисы…
И так далее, и так далее…
Список содержал пятнадцать пунктов полного бойкота.