Мария-Антуанетта. Верховная жрица любви

Фон Ферзен провел почти целую неделю в Париже, вовсю обманывая Кроуфорда с Элеонорой, и затем благополучно вернулся в Брюссель. Это совершенно не означает, что он опустил руки. Швед принялся вести переговоры со всеми силами, проявлявшими, хотя бы на словах, какой-то интерес к судьбе королевской четы. Тем временем в Законодательном собрании большое влияние в своих руках сосредоточили жирондисты, представители крупной провинциальной буржуазии. Опасаясь народного гнева, они считали, что революцию пора останавливать, и вообще можно обойтись без короля. Жирондисты также полагали, что необходима победоносная война. В отличие от прежних конфликтов на поле брани, это будет справедливая война, которая освободит Европу от тирании королей, принесет туда свободу, равенство и братство и заставит народ забыть об экономических тяготах. Мария-Антуанетта страстно желала войны, в особенности если ее начнут французы, ибо тогда соседние державы будут вынуждены выступить на защиту монаршей семьи. Если раньше королева все время утверждала, что стала француженкой и даже забыла немецкий язык (ей действительно приходилось читать письма на немецком языке с переводчиком), то теперь она не стеснялась в выражениях:

«Французы отвратительны со всех сторон… Проклятая нация, что за несчастье быть вынужденной жить с ними…».

«Я горда как никогда, что родилась немкой».

Немилости судьбы

Но судьба методично наносила удары по выстроенным ею воздушным замкам. 1 марта 1792 года в возрасте 45 лет скончался брат Марии-Антуанетты, император Священной Римской империи Леопольд II. Унаследовавший ему сын Франц II никогда и в глаза не видал свою страдалицу-тетку и проявлял полное равнодушие к ее судьбе. Он был вполне склонен ввязаться в войну, но отнюдь не за восстановление Людовика на троне. Здесь Франц следовал завету отца:

— Французы хотят войну — они ее получат, но оплатят затраты на нее,

 — одна лишь Мария-Антуанетта могла верить в бескорыстность действий союзных держав.

16 марта было совершено покушение на Густава III, наиболее ревностного защитника королевской четы. Оно было выстроено в лучших традициях театральных представлений, столь любезных сердцу этого просвещенного самодержца. В шведской Королевской опере давали бал-маскарад, на который Густав отправился после ужина с близкими друзьями. Ему подали анонимное письмо, предупреждавшее о грядущем покушении на его особу, написанное одним из участников заговора. Но Густав не внял предостережению и, облачившись в черное домино, отправился на бал. Молодой дворянин Анкарштрем, узнав его по сверкающей звезде престижнейшего ордена Серафимов, обратился к нему с традиционным приветом:

— Здравствуй, прекрасная маска!

 — и выстрелил в своего монарха. Поднялась всеобщая суматоха, трое заговорщиков были арестованы. Короля принялись усиленно лечить, но инфицированная рана воспалилась, и через десять дней самый преданный сторонник французской монархии скончался.

Мария-Антуанетта мечтала с наслаждением отомстить за все унижения, перенесенные ею. 20 апреля 1792 года бледный Людовик со слезами на глазах объявил войну Австрии, невзирая на явную неготовность наспех собранного воинства. Королева же прилежно сообщала в Брюссель об известных ей планах французской армии. Так что не так уж были неправы памфлеты, которые ежедневно сыпались из- под бойких перьев парижских репортеров, продолжавших именовать ее Австриячкой, троянским конем в сердце Франции и прочими малоприятными прозвищами.

Но последней каплей в испортившихся отношениях с Собранием стало вето короля на декретах о высылке священников, не присягнувших на верность конституции, и наборе 20 000 человек из провинции для поддержания порядка в Париже. После этого монаршую чету стали называть не иначе как «месье и мадам Вето». Людовик безропотно подписал лишь один из декретов, касавшихся лично его — о роспуске конституционной гвардии, собственно говоря, его личной охраны. Король проявил невиданную твердость, и наиболее радикальная часть Законодательного собрания решила принять все меры к тому, чтобы низложить этого неудобного монарха.

После объявления войны Кроуфорд решил покинуть Францию и навестил королеву в Тюильри — предполагается, что он проник туда тем же путем, что и фон Ферзен. Вот что написал он об этом в своих мемуарах, датируя их встречу несколькими днями после 20 апреля 1792 года: