Мария-Антуанетта

На вопрос Мерси, который осторожно и с пониманием интересовался такой щедростью, королева отвечала, что ею движет дружба, долг по отношению к подруге, ей очень трудно сопротивляться просьбам мадам де Полиньяк, хотя это вовлекает ее в неприятности и в большие траты. Было просто невозможно призвать королеву к разумному суждению о мадам де Полиньяк, которая была на девятом месяце беременности — весьма подозрительной, поскольку граф де Полиньяк уже больше года, как жил в провинции. Однако щепетильное положение подруги мало волновало королеву, решившую, что двор отправится в Мюэт, когда подойдет время, и тогда она сможет беспрепятственно помогать подруге и поддерживать ее в трудный и ответственный момент. И снова Мерси просто кипел от ярости: «У королевы такие слабые нервы, что один лишь вид страдающего человека, которого она любит, может совершенно надорвать ее собственное здоровье». Счастливый момент настал, двор уехал в Мюэт. Королева встречалась с подругой утром в ее доме в Пасси, обедала с ней и оставалась у ее постели до самого вечера. Даже сам король вынужден был наносить визиты мадам де Полиньяк. Это единственный частный дом, куда монарх заходил с момента своего вступления на престол, так что особое отношение к его хозяйке производило настоящий фурор в обществе и было, разумеется, весьма на руку для самой графини де Полиньяк. Сразу после рождения ребенка граф де Полиньяк стал герцогом, а мадам заняла свое место при дворе. «История знает слишком мало примеров, когда заслуги семьи отмечались королевой в такие сумасшедшие сроки, — возмущался Мерси, — ах, как хотелось бы напомнить королеве о границах приличия или хотя бы попросить ее несколько приостановить подобные реверансы в сторону Полиньяков, ведь последние считали все милости по отношению к ним чем-то совершенно естественным». Из-за этого Мария-Антуанетта теряла доверие в глазах своих подданных. Везде только и говорили о столь необходимой экономии, а король Франции позволял супруге тратить баснословные суммы на фавориток, под предлогом того что королева дорожит их дружбой. Вери пророчествовал, что окружение Марии-Антуанетты вскоре «станет для народа так же ненавистно, как и любовницы покойного короля. Именно в этом обществе теперь решались вопросы, связанные с армией, — добавлял он. — Если влияние его распространится и на другие сферы общественной жизни, […] это будет очень похоже на правление мадам де Помпадур или мадам Дюбарри». Королеву обвиняли не только в растратах государственной казны ради своей подруги, а также в том, что она дала возможность подруге иметь на себя такое влияние. «Подозрение в том, что общество чесало языки о ее любовниках, оказалось неполным, — сокрушался Вери. — Дело дошло до того, что ее обвиняли в любовной связи с лицами ее же пола. Некоторые умы, склонные верить всему, находили эти предположения похожими на правду, однако здравомыслящие люди, понимающие подоплеку этой лжи, могли без труда опровергнуть все эти домыслы».

Глава 13. «ДИТЯ НАДМЕННОГО КАПРИЗА И ЛЕГКОЙ СЛАВЫ»

Марии-Антуанетте вскоре исполнялось двадцать пять лет. Она была в самом расцвете красоты, такой показала ее в знаменитом портрете мадам Виже-Лебрен, где запечатлела королеву в парадном платье с глубоким вырезом, роза в руке — символ величия, процветания и молодости. Академичный по стилю портрет все же имеет некоторый налет романтизма: молодая женщина, уверенная в себе, грациозная и одновременно раскованная, полностью удовлетворенная своей судьбой, и будь она одета в более скромный наряд, то ее можно было принять скорее за придворную даму, нежели королеву. Мадам Лебрен удалось изобразить королеву какой ее хотели видеть.