У меня не было никакой задней мысли, но все переглянулись, и я покраснела до ушей.
А вечером мне очень хотелось, чтобы дядя видел, что Гриц ухаживает за мной, но не удалось. Этот глупый человек не отходил от Мишеля.
Впрочем, он в самом деле глуп, и все здесь говорят это. Я хотела было вступиться за него, но сегодня вечером, вследствие ли дурного настроения или по убеждению, я согласна с другими.
Когда все ушли в красный дом, я села за рояль и излила в звуках всю мою скуку и раздражение. А теперь я лягу спать, надеясь увидеть во сне великого князя – может быть, это меня развеселит.
Здесь луна как-то безжизненна; я смотрела на нее, пока стреляли из пушки. Отец уехал на два дня в Харьков. Пушки составляют его гордость, у него их девять, и сегодня вечером стреляли, пока я смотрела на луну.
Вчера я слышала, как Поль говорил дяде Александру, указывая глазами на меня:
– Если бы ты знал, милый дядя! Она все перевернула в Гавронцах! Она переделывает по-своему папа! Ей все повинуется.
В самом деле, сделала ли я все это? Тем лучше.
Мне хочется спать и скучно с утра. Я еще не допускаю для себя скуки от недостатка развлечений или удовольствий и, когда мне скучно, ищу этому причины – я убеждена в том, что это более или менее неприятное состояние происходит от
Но здесь, в Гавронцах, я ничего не желаю, все идет согласно моему желанию, и все-таки мне скучно. Неужели я просто скучаю в деревне? Nescio… Но к черту!
Когда сели за карты, я осталась с Грицем и Мишелем в моей мастерской. Гриц решительно изменился со вчерашнего дня. В его движениях проглядывает смущение, которого я не могу себе объяснить.
Завтрашняя поездка откладывается до четверга, и он хочет отправиться в далекое путешествие.
Я задумалась, и это заметили другие. Впрочем, уже с некоторого времени я витаю между двух миров и не слышу, когда со мной говорят.
Мужчины пошли купаться в реке, которая прелестна, глубока и осенена деревьями в том месте, где купаются, а я осталась с княгиней на большом балконе, который образует навес для экипажей.
Княгиня, между прочим, рассказала мне любопытную историю. Вчера Мишель приходит к ней и говорит:
– Maman, жените меня.
– На ком?
– На Мусе.
– Глупец! Да тебе только восемнадцать лет!
Он настаивал так серьезно, что она вынуждена была отправить его к черту.
– Только не рассказывайте ему этого, милая Муся, – прибавила она, – а то он не даст мне покоя.
Молодые люди застали нас на балконе изнемогающими от нестерпимой жары; о воздухе нечего и говорить, а вечером не было ни малейшего ветерка. Вид прелестный. Напротив – красный дом и разбросанные беседки, направо – гора со стоящей на ее склоне церковью, утонувшей в зелени, дальше – фамильный склеп. И подумать, что все это принадлежит нам, что мы полные хозяева всего этого, что все эти дома, церковь, двор, напоминающий маленький городок, все, все наше, и прислуга, почти шестьдесят человек, и все!..
Я с нетерпением ждала конца обеда: мне хотелось пойти к Полю, чтобы спросить у него объяснения нескольких слов, сказанных во время игры в крокет и неприятно меня поразивших.
– Ты не заметила, – сказал мне Поль, – что Гриц изменился со вчерашнего дня?
– Я? Нет, я ничего не заметила.
– А я заметил, и все это благодаря Мишелю.
– Как?
– Мишель хороший малый, но он встречался с женщинами только за ужином и не умеет держать себя; кроме того, у него злой язык, что доказывает эта история. Он сказал, что желает… словом, он безумно влюблен в тебя и способен на всякую подлость. Я говорил об этом с дядей Александром, и он сказал, что следовало бы мне выдрать его за уши. Тетя Наташа того же мнения… Постой! Я думаю, что Грица уверили мать или знакомые, что его ловят, чтобы женить, из-за его богатства. Ну, вот… До вчерашнего дня он превозносил тебя до небес, а вчера… Конечно, ты не хочешь выходить за него, я знаю, что тебе до этого дела нет, но это нехорошо. Это Мишель всегда сплетничает.
– Да, но что же делать?
– Нужно… Ты достаточно умна для этого… Нужно сказать, дать понять; он глуп, но он это поймет. Словом, это нужно… За обедом я тебе помогу, и ты расскажешь историю или что-нибудь.
Это была и моя мысль.
– Мы увидим, брат.
Дядя Александр был в театре после нас и слышал, как говорили о приезде дочери Башкирцева, замечательной красавицы.
В фойе он встретил Грица, который отвел его в сторону и говорил ему обо мне с увлечением.
Я не могла лишить себя удовольствия порисоваться на большой лестнице! Я села посредине; молодые люди, которые шли наверх вместе со мной, сели ниже, на ступеньки, а князь стал на колени. Видели вы гравюру, изображающую Элеонору Гёте? Это было точно так же, даже мой костюм был тот же. Только я ни на кого не смотрела, я смотрела на лампы.
Если бы Поль не потушил одной из них, я бы долго так просидела.
Покойной ночи. Ах! Как мне скучно!
Пока молодые люди преследовали экономку и бросали ей под ноги фейерверк, княгиня, дядя и я говорили о папе и о Риме.
Я делала вид, что смерть кардинала меня тревожит.