Мария кровавая

С самого начала правления Марии каждый ее шаг по возвращению к старой вере встречался насмешками и саботажем. Весной 1554 года во многих приходах Лондона Пасху отпраздновали с полным восстановлением освященных временем традиций. На Страстную пятницу поклонялись кресту, на Вербное воскресенье несли вербы; изображенные па церковных хорах королевские гербы и библейские фразы были стерты и написаны заново. Святые дары были повешены над алтарями или возложены на них, а в соборе Святого Павла в соответствии со старинным обычаем во время вечерни па Страстную пятницу их уложили в саркофаг, где святые дары должны были находиться до утра Пасхи. На торжественной мессе в воскресенье их обычно извлекали из саркофага, и хор затягивал песню ангела у гробницы Иисуса «Он воскрес, его здесь нет». Однако после пятничной вечерни в собор проникли протестанты и выкрали из саркофага «тело Христово», поэтому когда наступил кульминационный момент, ко всеобщему смущению, радостные слова псалма оказались истинными — «тела Христова» действительно на месте не было. Возникла большая неловкость, а кое-кто даже вздумал посмеиваться, пока священник не принес другие святые дары. Как только эта история стала общеизвестна, тут же была сочинена баллада, размноженная во многих экземплярах, — о том, как паписты потеряли своего бога и положили на его место нового. Несмотря на обещанное большое вознаграждение, ни воров, ни автора баллады найти не удалось, зато трюк с похищением святых даров был в различных местах многократно повторен. В мае плотник по имени Джон Стрит во время службы на Смитфилд вообще попытался при скоплении народа вырвать «тело Христово» из рук священника, но вмешались прихожане, в результате чего Стрит оказался в тюрьме Ньюгейт. Хроникер пишет, что там «плотник начал прикидываться сумасшедшим».

Приезд Филиппа породил свежие слухи о предстоящих гонениях и соответственно новую волну протестантского сопротивления. В народе говорили, что возвращается папа, что будут заново построены монастыри, церковная собственность возвращена духовенству, а все обиженные Генрихом VIII и Эдуардом восстановлены в правах. Особенно тщательно муссировались слухи об «ожидаемой мести священников». Протестанты решили нанести превентивный удар, и потому участились случаи нападения на католическое духовенство и вообще па католиков. В Кенте одного священника подвергли унизительным наказаниям, а затем отрезали нос, а у собора Святого Павла злоумышленник выстрелил из небольшого ружья в проповедника, доктора Пендлтопа. Дробинка ударила в стену собора как раз позади лорд-мэра и затем упала на плечо прихожанина. Были немедленно обысканы все соседние дома, но преступника найти не удалось. Через шесть дней его каким-то образом обнаружили, но никаких доказательств для суда предъявлено не было. Еще один интересный случай произошел на Олдерсгейт-стрит, где слуга сэра Энтони Невилла уговорил молодую девушку по имени Элизабет Крофтс спрятаться за стену и отвечать на вопросы духовидцев. Ими стали сговорившиеся между собой приказчик, актер и ткач. У степы собралась большая толпа. Слуга говорил, что «голос в стене» — это ангельский дух, который может открыть всю правду. Девушка давала «подстрекательские к бунту» ответы. На вопрос «Что такое месса?» она ответила: «Идолопоклонство». На вопросы по поводу исповеди, брака королевы и появления в стране испанцев она ответила с осуждением, предав анафеме все католические установления, а также Марию и Филиппа. Когда приказчик выкрикнул: «Боже, Храни королеву Марию!», стена молчала, на возглас же «Боже, храпи королеву Елизавету!» стена отозвалась: «Да будет так». Свидетелями этого мошенничества были тысячи горожан, но на эшафот Элизабет Крофтс поволокли только через три месяца.

Если в Англии протестантов еще как-то удавалось утихомирить (хотя это доставляло Марии и ее Совету немало хлопот), то с ведущими ожесточенную пропаганду против католического правительства эмигрантами все было гораздо сложнее. Наиболее одиозных протестантских лидеров советники заставили уехать за границу еще в первые месяцы правления Марии: некоторых из них арестовывали и затем выпускали, чтобы те смогли сбежать, другим просто выдавали официальные паспорта. Среди покинувших родину были епископы Поп и Бейл, а также будущий исследователь жития мучеников Джон Фокс, уже начавший работу над историей религиозных преследований в Англии. Оказался в эмиграции и неистовый шотландец Джон Нокс.