Мария кровавая

Выполнение этого дерзкого плана император поручил своему генерал-капитану в Нидерландах графу де Релу, приказав послать в Англию самого надежного человека, которого только можно найти, чтобы тот подготовил побег Марии во Фландрию. Она будет находиться там, рядом с Карлом, пока северные лорды не подготовятся к восстанию. Как только начнутся сражения, ее тут же возвратят в Англию, чтобы возвести на престол. Если Мария станет выражать какие-то сомнения по поводу справедливости этих действий, ее следует убедить, показав вердикт папы, где тот предает Генриха анафеме, отказывает ему в праве быть королем и объявляет отщепенцем в христианском обществе. Отобрать престол у монарха, отлученного от церкви, — деяние весьма достойное, и если Мария не сделает этого, то рано или поздно английский престол займет какой-нибудь иностранный принц.

Человек императора прибыл в Англию в первые дни нового, 1536 года. Он получил от Шапюи все необходимые сведения, а затем наметил план действий. Марию следует перевезти во Фландрию в феврале, мятеж должен разразиться в марте или апреле. К 1 мая Англия будет в руках императора.

* * *

Разумеется, в конце 1535 года Екатерина ничего не знала о готовящемся восстании, но тревожность политической ситуации, видимо, ощущала. Она писала папе, умоляя его не забывать о Генрихе и Марии, говоря об Англии как о стране «потерянных дупки мучающихся святых». «Конец безбожной тирании, — говорилось в письме, — может быть положен только в том случае, если Ваше Святейшество вмешается и спасет заблудших, отбившихся от стада, как овцы без пастуха». «Мы ждем избавления, — заключала Екатерина, — ниспосланного Господом и Вашим Святейшеством. И прийти оно должно как можно скорее, иначе время будет упущено!» Как видим, Екатерина продолжала бороться с несправедливостью, но делала это скорее по инерции, постепенно сдавая позиции под гнетом постоянных душевных страданий. Жила она в небольшой комнате, из окна которой открывался безотрадный вид па крепостной ров, наполненный протухшей водой, и запущенный охотничий парк Кимболтона. Окружали ее три фрейлины, полдюжины горничных и несколько преданных испанцев, присматривающих за всем хозяйством: лекарь, аптекарь, исповедник и камергер. Всех остальных она вполне справедливо считала тюремщиками и по — возможности избегала встреч с ними. Люди, которых Генрих назначил следить за Кимболтоиом — сэр Эдвард Бедингфилд и сэр Эдвард Чемберлен, — также старались держаться на расстоянии, а большинство стражников, охраняющих ворота и сад, вообще никогда королеву-узницу не видели.

Но именно такие условия существования помогали Екатерине сохранить определенный уровень достоинства. В конце 1535 года она заболела, как вскоре выяснилось, неизлечимо. Больше всего ее удручало, что она каким-то образом несет ответственность за те испытания, что выпали на долю Англии в последние восемь лет. Екатерина пыталась жить в согласии со своей совестью, которая не позволяла ей примириться с потерей звания королевы. Но ведь она всего лишь человек, которому свойственно ошибаться! А может быть, она неправильно поняла высокую правду жизни и, настаивая на своих правах, вынудила Генриха отлучить Англию от римской церкви и насадить протестантскую ересь? А что, если, поступая, как ей казалось, правильно, она совершила непоправимую ошибку? Екатерина вспоминала гибель своих любимых приверженцев, Фишера и Мора, а также невинных монахов, которые разделяли ее взгляды на «Акт о наследовании», и мучилась еще больше. Может быть, следовало уступить требованиям короля и отказаться от претензий на королевский титул? Может быть, ей следовало удалиться в монастырь, и от этого было бы больше добра и для нее, и для Других, кто страдал и еще будет страдать?