Мария кровавая

Пока король наслаждался, парламент работал над новой редакцией «Акта о наследовании», согласно которому все дети Генриха: Мария, Елизавета и Генри Фитцрой — объявлялись незаконнорожденными. Фитцрой таковым был рожден, Мария объявлена незаконнорожденной актом от 1534 года, а Елизавета утратила свои права в мае, после того как архиепископ Кентерберийский, Томас Кранмер, объявил брак Генриха с Анной недействительным. В новом акте учитывалось отсутствие у короля законного наследника, но вместо предоставления права наследования будущим детям Генриха и Джейн парламент предпринял беспрецедентный шаг, объявив, что король имеет право назначать наследника по своему выбору. Таким образом, продолжение династии Тюдоров больше не зависело от случайности — дарует или нет королю законная супруга сына-наследника, происхождение которого не вызывало бы сомнений.

С этой точки зрения у всех детей Генриха — настоящих и будущих — появилась перспектива занять королевский престол. Например, теперь король мог не ждать, когда Джейн подарит ему сына, а, следуя закону, назначить наследником английского престола своего семнадцатилетнего отпрыска Генри Фитцроя. Некоторые из его советников всегда склонялись к такому решению вопроса. Роберт Рэдклифф, граф Суссекс, на заседании Совета, которое проходило в присутствии Генриха, заметил, что, поскольку теперь оба — и Фитцрой, и Мария — находятся в одинаковом положении, то «можно было бы посоветовать предпочесть наследника короны мужчину». Что думал по этому поводу сам Генрих, не ясно, но в июне на официальном открытии парламента Фитцрою было отведено видное место. В церемониальной процессии он шел немного впереди короля, неся его шляпу, как это делается в торжественных случаях, и ему была оказана большая честь, чем Суссексу, который нес королевский меч, или Оксфорду, несущему королевский шлейф.

Все детство Фитцроя прошло вдали от двора. Ему были дарованы титулы, свита и дано соответствующее образование, но все же особой теплоты к сыну Генрих не проявлял. Он попробовал некоторое время общаться с ним непосредственно, когда тот был еще подростком, — па тот случай, если сыну вдруг потребуется экстренно наследовать корону, — и по-видимому, что-то королю в его отпрыске не понравилось. Во всяком случае, близкие отношения с сыном у Генриха не сложились. Не то что с Марией, когда та была ребенком. Впрочем, и с ней тоже он встречался от случая к случаю. Брак Фитцроя с единственной дочерью Норфолка, Марией Говард, был завершающим шагом в его приготовлениях к званию наследника престола. Анна Болейи очень не любила Говардов, но теперь это не имело никакого значения, потому что Анну казнили, Фитцроя же видели среди присутствовавших па месте казни. При дворе ходили упорные слухи о том, что Генрих «совершенно определенно намерен сделать его своим преемником», но в начале лета Фитцрой неожиданно заболел скоротечной чахоткой и в конце июля умер. Похороны королевского бастарда были скромными. Король приказал Норфолку не устраивать никаких похоронных церемоний. Просто на наполненную соломой телегу поставили закрытый гроб, повезли в какой-то маленький городишко, где и предали земле.

Для Марии принятие нового «Акта о наследовании» означало окончание долгого периода неопределенности, который охватывал всю ее юность. Теперь примирение с отцом стало еще важнее. Она передала Кромвелю собственноручно написанное письмо, представляющее собой сплошное самоуничижение. Оно начиналось словами: «Я приступаю к написанию этого послания к Вашему Величеству с трепетом и смирением, какое может испытывать только дочь, почитающая своего повелителя и отца», — а далее Мария раскаивалась во всех своих прегрешениях по отношению к отцу, «поскольку только сейчас на меня снизошло благоразумие». Она молила о прощении, без оговорок признаваясь, что «сожалеет и страдает, как только может сожалеть и страдать живое существо», о том, что перечила его воле. Она просила «отцовского милосердия». «Я никто, — писала она в конце (это ей, видимо, уже продиктовал Кромвель), — разве что только Ваше дитя и женщина, и душа моя принадлежит Господу. Но тело мое принадлежит Вашему Величеству, чтобы вы распоряжались им по своему усмотрению».