Марина и цыган

-Катюшка, возьмите мячик и поиграйте во дворе! – в свой черёд, сказала тётка.

Толик схватил с пола мяч и они с Катюшкой, прыская от смеха, выбежали за дверь. Спустя час возле дома зафыркал «газик». Это приехал хозяин, Иван Михайлович. Я увидела через окно, как он вышел из машины и принялся осматривать её со всех сторон, одновременно разговаривая с шофёром. Муж тёти Нади был среднего роста, коренаст, с бритым круглым подбородком и небольшой лысиной. На нём были тёмно-серые брюки и белая рубашка в полоску без галстука. Как оказалось, галстук и пиджак лежали в машине и, прежде чем зайти в дом, он забрал их с сиденья. Поздоровавшись с бабушкой и осведомившись о её здоровье, Иван Михайлович уселся на диван, продолжая одновременно разговаривать с тёщей, женой и моей мамой. Затем, случайно повернув голову, он заметил меня у окна и, прищурившись, спросил:

-А это что за красавица?

-Это моя дочь! – сообщила мама.

Причём я с удивлением отметила в её голосе нотки гордости.

-Марина, подойди к нам, - затем позвала она меня. – Поздоровайся с дядей!

В свой черёд, Иван Михайлович поднялся с дивана и, взяв обеими руками мою ладонь, весело произнёс:

-Ну, здравствуй, здравствуй, племянница!

-Мать, - секунду спустя обратился он к жене. – Что это ты дорогих гостей не угощаешь? Ведь не каждый день ко мне тёща приходит да ещё с племянницей!

После этих слов Иван Михайлович подмигнул мне. Хозяйка засуетилась и вскоре мы все, включая Катюшку, Толика и появившегося невесть откуда нескладного подростка, сына Ивана Михайловича, уже сидели за накрытым столом, посредине которого красовалась бутылка сухого шампанского, принесённая по настоянию хозяина из погреба. Моя мама тут же затеяла с ним солидный разговор и явно чувствовала себя как рыба в воде. Иван Михайлович же, оказавшийся таким же балагуром и шутником, как и дядька Сергей, не прерывая беседы, время от времени подмигивал мне через стол. Слушая их разговоры о совхозных делах, жалобы хозяина на районное начальство и советы мамы, как лучше оформить для санстанции какие-то документы, я постепенно начала понимать, почему её прозвали здесь Председательшей. Через некоторое время Иван Михайлович внезапно спросил у неё:

-Что это Марина такая грустная? Всё молчит и молчит? Часом, не заболела?

-Наверно, просто стесняется, - мельком взглянув на меня, ответила мама.

-Может, устала или солнце напекло? – предположила, в свой черёд, баба Тоня.

-А вот мы её сейчас взбодрим! – хозяин взял в одну руку штопор, а в другую – бутылку шампанского.

Мать не осмелилась возразить, когда он наполнил мой бокал доверху пенистым вином. Сначала я хотела было отказаться, но потом, передумав, чокнулась с Иваном Михайловичем и пригубила шампанское, несмотря на строгие взгляды мамы. Как это ни странно, но оно действительно взбодрило меня: мысли сделались лёгкими и в голове ничуть не шумело. Между тем моя мама подвела беседу к тому, что вот уже пошла третья неделя нашего пребывания здесь и пора уже и честь знать, то есть, съездить в город и купить в предварительной кассе билеты на поезд.

-Не беспокойтесь, Вера Анатольевна, я Вас подброшу завтра до вокзала на моей машине, а потом заеду и заберу обратно, - заверил её хозяин.

-Ну, что Вы, Иван Михайлович, - для вида запротестовала мама. – Я и на автобусе доберусь. Нечего Вам машину гонять!

-Ни в коем случае, Вера Анатольевна! Мне по делам всё равно в город нужно. Почему бы и Вас заодно не подвезти?

Они, наверно, ещё бы долго рассыпались друг перед другом в любезностях, но тут бабушка сказала, что дело идёт к вечеру и нам, пожалуй, пора возвращаться. Хозяину тоже нужно было ехать. Выглянув в окно, он сообщил, что шофёр уже вернулся с перерыва и предложил подвезти нас с бабой Тоней до Чижово. Мы сели с бабушкой на заднее сиденье, а Иван Михайлович – впереди рядом с водителем. Всю дорогу он шутил и рассказывал смешные анекдоты, а на прощание сказал мне:

-Ну, до свидания, племянница! Надеюсь, скоро увидимся! Ты, смотри, не забывай нас!

Баба Тоня решила зайти к Женьке, а я направилась прямиком через лес в Святошино.

Добравшись до небольшой полянки с густой травой, я прилегла отдохнуть в тени орешника и достала из кармана изрядно помятый клочок бумаги. Это была та самая записка, которую мы с Женькой вчера обнаружили на столе. Едва я успела ознакомиться с её содержанием, как дядька, вырвав записку из моих рук, скомкал её и выбросил за окно. Однако приметить то место, куда она упала, и утром отыскать её не составило для меня большого труда. Расправив на колене бумажку с нацарапанными на ней каракулями, я задумалась, вспоминая вчерашний вечер.

Конечно, первым делом, я потребовала от Женьки объяснений. Но он упорно отмалчивался, вздрагивая от малейшего шороха. Тем не менее, мне уже надоели его постоянные недомолвки и таинственные намёки, и я не отставала от него. В конце концов, мне всё же удалось вытянуть из дядьки несколько фраз, которые, к сожалению, почти не прояснили сути дела. Запинаясь на каждом слове, он поведал мне следующее: