Марина Цветаева

В декабре на заре было счастье,Длилось — миг.Настоящее, первое счастьеНе из книг!

В январе на заре было горе,Длилось — час.Настоящее, горькое гореВ первый раз!

В эссе об Андрее Белом «Пленный дух», написанном в 1934 году, Цветаева утешает себя тем, что любовь Нилендера к ней никогда не умрет:

«Но зато — и какое в этом несравненное сияние! — знаю, что если я, сейчас, столько лет спустя, или еще через десять лет, или через все двадцать, войду в его филологическую берлогу, в грот Орфея, в пещеру Сивиллы, он правой оттолкнет молодую жену, левой обвалит мне же на голову подпотолочную стопу старых книг — и кинется ко мне, раскрывши руки, которые будут — крылья».

В том, что девушка отвергла своего первого поклонника, не было, конечно, ничего удивительного — ни тогда, ни теперь. Тем не менее для Цветаевой это был первый шаг к зарождению определенной модели отношений: взаимность в любви она не могла принять. Она станет матерью или ребенком — ив каждой из ролей будет первенствовать. В действительности отказ Цветаевой от обоих предложений не привел бы к разрыву дружеских отношений, если бы весной 1910 года не разразился скандал, прекративший общение сестер с обоими мужчинами, и «роман с Эллисом» был кончен. Эллиса обвинили в том, что он вырвал несколько страниц из книг в библиотеке Румянцевского музея, где профессор Цветаев был директором. Произошло ли это варварство намеренно или по ошибке, о нем бы скоро забыли. Но между Цветаевым и его начальником, министром образования, уже существовала вражда в связи с происшедшей ранее кражей из музея ценных гравюр. Цветаев опасался, что этот новый инцидент может быть использован против него, и с тех пор был явно обижен на Эллиса: теперь ему грозило судебное обвинение и он учредил официальное расследование. В конечном итоге случай послужил причиной отставки Цветаева и погубил репутацию Эллиса.

Цветаева встала на защиту Эллиса. В одном из стихотворений она заявляет, что не собирается судить поэта, на которого все нападают; все можно простить за «плачущий сонет». Но она понимает, что ее очарованность им была иллюзией, которая кончилась; она знает, что «нельзя мечту свою хватать руками».

Нельзя тому, что было грустью зыбкой,Сказать: «Будь страсть! Горя безумствуй, рдей!»Твоя любовь была такой ошибкой, —Но без любви мы гибнем, Чародей!

В эссе об Андрее Белом Цветаева по-доброму описывает Эллиса: «Один из самых страстных ранних символистов, разбросанный поэт, гениальный человек».

В первые месяцы 1910 года, после того, как волнения двух прерванных романов утихли, Цветаева была мятежной и несчастной. Ася в «Воспоминаниях» описывает странное поведение сестры, ее отстраненность, ее расстройство из-за внешности. В этот период Цветаева, возможно, пыталась покончить с собой. Ася упоминает о «предсмертном» письме к ней, которое она нашла, когда получила доступ к бумагам сестры. Письмо исчезло. Доказательств не осталось. Текст, однако, как вспоминает Ася, указывал, что Цветаева делится с сестрой уроком, который вынесла из несчастного романа с Нилендером: Марина советует сестре никогда не сожалеть, не рационализировать, никогда не бояться! (То есть она говорила: доверься своим инстинктам, эмоциям, доверься Черту!)

Тем летом профессор Цветаев, путешествующий по Германии по делам музея, привез дочерей в семью пастора неподалеку от Дрездена в надежде, что они там научатся умению вести хозяйство. Этот план не увенчался особенным успехом. «Я курю, — писала Цветаева, — волосы коротко острижены, [я ношу] высокие каблуки […]. Я посещаю статую кентавра в лесу, не могу различить свеклу и морковь (в семье пастора) — у меня столько недостатков, что их не сосчитать». Вместо того, чтобы готовить, она готовила свои стихи к публикации.

Цветаев взял дочерей в поездку в студию по литью гипса в Берлине, где разрешил им выбрать по статуе. Хотя Марина и не любила скульптуру, она искала среди многих одну «очень мою, не выбранную, а полюбившуюся с первого взгляда, предопределенную». И она ее нашла. Это была статуя амазонки, «голова откинута на плечи, брови искривлены страданием, не рот, а крик». Это был в точности собственный воображаемый образ Цветаевой.