Марк Алданов. Писатель, общественный деятель и джентльмен русской эмиграции

Историософский пафос Алданова-публициста утверждает непредсказуемость направлений исторических процессов. Не веря в достоверность долгосрочных политических прогнозов, он в «Амаргеддоне», тем не менее, предсказывает, что: «Ленин будет, вероятно, признан гениальным человеком». Через несколько лет Ленин, действительно, был признан гением всех времен и народов, мумифицирован и воспет поэтами на сотнях различных языков. Сбылось, к несчастью, и другое алдановское предвидение, связанное с влиянием «оптимистической трагедии», разыгрававшейся в России, на западный мир. В «Армагеддоне» он писал:

последствием социальных потрясений в Европе будет, скорее всего, почти такой же грабеж награбленного, почти такое же моральное и умственное одичание.

Так оно, увы, и случилось. Через двадцать лет весь мир был охвачен пламенем еще более страшного и разрушительного, чем Первая мировая война, международного военного противоборства, а затем долгие годы восстанавливался от последствий тотальных зверств и сопутствующего им нравственного одичания. Россия, сыграв вместе с другими европейскими странами в этом социальном катаклизме заглавную роль, доказала тем самым столь важный для Алданова тезис, что русские – такие же европейцы и столь же активно влияют на европейскую историю, как и все остальные народы. Ну, а в 1918 г, анализируя в «Армагеддоне» актуальный политический момент Русской революции, Алданов констатирует:

Хуже всего, что отныне ничего больше нельзя валить на «русскую жизнь» и никого не будет впредь заедать среда, та среда, которая заела половину героев нашей литературы. Не проходит бесследно вековая школа деспотизма и грубости. Русский человек, грозящий своей кухарке рассчитать ее «в 24 часа», ныне гражданин «самой свободной страны в мире». Здесь Року не приходится ничего и отнимать: политическая революция у нас произошла, социальная, по-видимому, производится, но психологическая, наверное, будет не скоро.

Оставляет финал своей книги открытым и концептуально разомкнутым – такого рода «недосказанность» как художественный прием будет впоследствие использоваться им и в исторической беллетристике – Алданов пишет:

Будущее темно. Куда влачит нас колесница Джагернатха?.. …какая участь постигнет высшие ценности европейской цивилизации, сказать трудно:

Мирозданием раздвинут,Хаос мстительный не спит.

В заключении этого раздела отметим так же, что все описания Алдановым октябрьских событий, при их несомненной фактографической достоверности, являются в первую очередь художественно-публицистическими произведениями161. Их причинно-следственная интерпретация у Алданова с позиции разграничения эмпирического осмысленного знания (документ) и метафизического, неосмысленного (концепт) представляется достаточно субъективной. Особенно это касается оценки личностей вождей Русской революции – как общей, так и персональной. Все они, как правило, характеризуются уничижительно – и в моральном отношении, и в образовательно-культурном плане, что с фактической точки зрения совершенно неверно. Единственным исключением здесь у Алданова являются фигуры Ленина.

Русская революция станет одной из основных тем многочисленных алдановских исторических романов, рассказов и очерков. В них писатель скрупулезно воссоздает образы людей пред- и революционной эпохи, отдельные «знаковые» характеры, события, интерьеры. Вся эмигрантская проза Алданова – это по сути своей историософская хроника двух Великих европейских революций – Французской и Русской, в их зеркальном отражении. Еще более фундаментальной и подробной она становится при добавлении к ней серии алдановских литературных портретов великих деятелей этих великих эпох.

Если же у читателя возникнет желание несколько снизить «пафос видения», то здесь стоит обратиться к другому знаменитому писателю эмиграции, доброму знакомому Марка Алданова, поэту-сатирику Дон-Аминадо. Этот литератор, ничтоже сумняшеся, изложил все «громадье» темы «От Февральской революции до Советской России» в лапидарной лирико-метафорической форме: