Марк Аврелий. Золотые сумерки

Подбежавший Коммод заглянул через руку матери, попытался схватить шкатулку.

— Перестань, Луций, это не игрушка.

— Я тоже хочу посмотреть на нее! — заупрямился мальчишка. — Почему от меня всегда прячут изображения всяких красоток!

Он наконец вырвал из рук матери шкатулку. Бебий вздрогнул, сделал шаг в его сторону, но Коммод жестом остановил его.

— Не бойся, Бебий. Я только гляну.

Никто не посмел ему перечить. Наследник несколько минут вглядывался в портрет, потом заявил.

— Когда я вырасту, она будет мой женой. Взаправдашней, а не той, которую навяжет мне мама.

Все рассмеялись. Напряжение как-то разом спало. Коммод вернул шкатулку. Бебий, не зная, куда ее положить, взял коробочку под мышку.

— Итак, — Фаустина с удовольствием потерла руки, — теперь мы все одна шайка. Я буду наводчицей. Я постараюсь выяснить, где Уммидий прячет добычу. Я же обеспечу вам надежную защиту. Пусть только этот лысый сатир посмеет явиться во дворец с жалобой, я устрою ему такой прием, век не забудет. Только предупреждаю, вы должны действовать аккуратно, без жертв и членовредительства. Если прольется кровь, я буду бессильна. С другой стороны, мне просто не верится, что такие молодцы, как вы, не в состоянии справиться с разнеженными, разжиревшими рабами Уммидия. Лет, ты разговаривал с Сегестием?

— Да, госпожа. Он отказывается. Говорит, что ему, бывшему гладиатору, не следует участвовать в подобных делишках. Ему не простят.

— Правильно говорит. Его участие смажет общую картину. Одно дело, если несколько знатных юнцов забавы ради выкрадут наложницу из дома зятя императора. Другое, если в этом окажутся замешаны люди не нашего круга. Еще вопрос, где спрятать похищенную девушку?

— Я отведу ее домой, — предложил Бебий.

— О чем ты говоришь, Лонг! Люди Уммидия первым делом бросятся в твой дом, перевернут все верх дном. Если они найдут Марцию, тебе несдобровать. Ты хочешь превратить шалость в преступление?

Она прошлась по залу. В этот момент раздался голос Коммода.

— Вы можете спрятать ее в моей спальне. Никто не посмеет войти к цезарю, а кто попытается, будет убит, — он погрозил невидимому противнику деревянным мечом, потом, словно понимая, что подобного оружия недостаточно, заявил. — У меня есть настоящий меч, а не эта деревяшка.

— Не говори глупости, Луций, — строго выговорила императрица, потом обратилась к Квинту. — Пригласи Сегестия. Император очень благоволит к нему. Это надо использовать.

Когда Сегестий вошел, императрица подозвала его. Центурион приблизился, преклонил колено и поцеловал ей руку. Фаустина была очень довольна, указал на него пальцем.

— Вот как, храбрые римские воины, надо вести себя в присутствие особы императорской крови.

Квинт тут же подошел и повторил церемонию.

Бебий и Тертулл не двинулись с места.

— Ага, — обрадовано воскликнула Фаустина, — вот вы и попались! Квинт, оказывается, они республиканцы!

— Республиканцы? — с неожиданной радостью завопил Коммод. — Головы долой! Матушка, позволь мне самому привести приговор в исполнение?

— Может, Луций, на первый раз мы их простим? — спросила императрица.

— На первый раз можно, — серьезно, совсем как взрослый, согласился мальчишка. Потом, сделав отчаянное лицо, воскликнул. — Если только они возьмут меня на дело.

Фаустина нахмурилась.

— Не говори глупости!

— Ну, мама…

— Я сказала, не мели вздор! И не вздумай ябедничать отцу, иначе я прикажу лишить тебя оружия. Будешь с утра до вечера заниматься философией.

На лице наследника прорезался неодолимый ужас. Императрица, вполне удовлетворенная отношением сына к философии, обратилась к Сегестию.

— Послушай, ты не хочешь участвовать в нашей потехе, это твое право, но посоветовать-то ты можешь. Ты слывешь у нас за великого знатока Рима, его, так сказать, дна. Где можно спрятать Марцию, чтобы Уммидий вовек ее не нашел? Учти, она при этом должна быть в распоряжении Бебия. Только не упоминай о каких-нибудь подозрительных и злачных берлогах или низкопробных борделях. Трибуну личной гвардии императора не к лицу появляться в подобных местах.

— У меня и мысли такой не было, императрица! — горячо возразил Сегестий. — Чтобы я собственными руками упек невинную душу в вертеп! Да мне спасения не будет.

— Ах, оставь свои суеверия! Мне нет никакого дела до твоего спасения. Ответь по существу, — оборвала его Фаустина.

— И зря, госпожа, — решительно возразил Сегестий. — Мне, например, есть дело и до вас, и до Марции — голубки, до любимого мною Бебия и верного в трудную минуту Лета, и до разряженного, словно петух, Тертулла. И до вашего спасения!

Он выговорил это с такой неожиданной твердостью и решительностью, что вмиг в зале возникло некоторое напряжение, которое умело сняла Фаустина.

— Благодарю за заботу, Сегестий, но речь сейчас о другом. Повторяю, где можно спрятать Марцию? За городом неприемлемо. Бебия не удержишь, а Уммидия богат. У него много слуг, они быстро выследят нашего влюбленного.

— Несчастную пленницу можно будет спрятать у моей жены Виргулы, в Субуре. Она будет рада помочь Марции. Там ее никто не найдет.