Марка страны Гонделупы

— Нет, — сказал Петрик, — у меня десять, а ты пять… Не хочу.

— Дам десять!

— Нет, — сказал Петрик, — Либерию хоть завтра можно купить в марочном магазине… А шведскую нигде не купишь.

— Не хочешь, значит? — сказал Лева, и Петрик вдруг ужасно оробел.

— Нет, — сказал он, — мне не хочется меняться.

— Значит, не хочешь? — еще раз повторил Лева, причем голос у него стал, как у пирата Билли Бонса из книги «Остров Сокровищ».

— Нет, — совсем робко прошептал Петрик и посмотрел на дверь, за которой наверняка была мама.

Какое счастье, что он дома, а не где-нибудь среди океана или на верхней площадке школьной лестницы!

Итак, на этот раз мена не состоялась!

Глава тринадцатая. Великая тайна

Петрик немного волновался, когда на следующий день встретился с Левой. И совершенно напрасно. Лева оказался прекрасным товарищем.

— Петрик Николаев, — сказал он вдруг ни с того, ни с сего, — хочешь, я подарю тебе лампочку для карманного фонарика?

Конечно, Петрик хотел. Он прямо опешил от такого подарка.

— Только у меня нет карманного фонарика, — сказал он с сожалением.

— Ничего, пригодится, — сказал Лева и протянул крошечную лампочку, вроде пуговицы от маминого платья.

— Ты не обращай внимания, она немного перегорелая.

— Ладно, — сказал Петрик с благодарностью, пряча лампочку, — я на это не буду обращать внимания… Большое спасибо! А я думал, ты на меня обиделся, — прибавил он, чуточку смущенный.

— Я?! — воскликнул Лева, вопросительно поднимая правую бровь. — Я? За что?

— А помнишь, вчера…

Петрик хитро мигнул, что должно было означать намек на какое-то забытое обстоятельство.

Лева казался совершенно изумленным и вслед за правой поднял и левую бровь.

— Я? На тебя? Обиделся? — проговорил он, каждым словом выражая неподдельное удивление. — За что? Ничего не помню…

— А шведскую серию-то я не хотел менять, помнишь?

— А-а-а… шведскую серию… Я про нее давно забыл. Да и что же обижаться? Не хотел, так не хотел. Это твое дело. Силком меняться не заставишь.

И тут же в знак дружбы Лева подарил Петрику хорошенькую персидскую марку.

Следующие дни Лева попрежнему был нежен и внимателен.

— Петрик, — сказал он, когда они вместе шли домой, — хочешь, я буду с тобой готовить уроки?

Как жалел в эту минуту Петрик, что он не мог сказать: «Хочу»! Он прямо с душевной болью должен был сообщить, что уроки они готовят вчетвером — Кирилка, Петрик, Опанас и мама.

— Жаль, — сказал Лева, хотя в голосе его прозвучало откровенное облегчение, — очень жаль! А то я бы тебя в три дня сделал круглым отличником…

И снова Петрику с грустью пришлось сообщить Леве, что он давным-давно круглый отличник. Даже Кирилка понемногу начинает получать «хорошо», а по арифметике получил «отлично», хотя ему ужасно мешают кляксы. Что касается Опанаса, то и Опанас тоже перейдет во второй класс если не совсем круглым, то полукруглым отличником, особенно если станет хорошенько думать и не делать все «тяп-ляп»…

— Ладно, — оборвал его Лева, — тогда хочешь, завтра пойдем вместе на каток?

— Хочу! — воскликнул Петрик.

— Ты фигурять умеешь?

— Нет, — сказал Петрик.

— Гм!.. А какие у тебя коньки?

— «Динамы»! — гордо сказал Петрик. — Прямо к ботинкам приклепаны… Мне мама к елке подарила.

— Эх! Разве на таких теперь катаются?! — презрительно проговорил Лева. — Вели матери «гагены» купить… Я своей так и сказал: «Не купишь «гагенов», буду учиться на «посы» и «плохо». Купишь — стану круглым отличником!» Живо, как миленькая, помчалась в спортивный магазин и купила. Вот как дела делаются.

— Нет, — твердо сказал Петрик, — я со своей мамой никогда так разговаривать не буду…

— Ну и дуралей! До десятого класса будешь на своих «снегурочках» гонять…

— У меня вовсе «динамы», — обиженно сказал Петрик. — Это разница.

— По-моему, никакой, — отрезал Лева. — Ну, ладно! Значит, завтра на катке? Пока.

— До свидания! — сказал Петрик и помахал Леве рукой.

Но не успел он сделать нескольких шагов, как Лева его окликнул:

— Поди-ка сюда!

Петрик подошел.

— Петрик Николаев, — проговорил Лева торжественным голосом, — ты умеешь держать язык за зубами?

— Не знаю, — сказал Петрик, растерянно заморгав, — не знаю…

— Умеешь или не умеешь?

Глаза у Левы сверкали. Ноздри раздувались. Голова была надменно закинута. Петрик понял: должно произойти что-то сверхнеобычайное.

— Я попробую, — пролепетал Петрик, — попробую…

— Поклянись, что никому, ни одному живому человеку в мире, не скажешь о той великой тайне, которую я тебе открою.

У Петрика прямо захватило дыханье.

— Честное, благородное пионерское — никому не скажу! — поспешно сказал он.

— Нет, поклянись. Повторяй за мной… — И Лева начал зловещим голосом: — «Пусть меня убьет гром…»

— Лева, — сказал Петрик, — мама мне сказала, что гром никогда не убивает, а только молния!

Глаза у Левы стали круглыми, злыми, и он процедил сквозь зубы:

— Если я говорю гром, значит гром! И не смей меня никогда поправлять. Понял? Ну, повторяй!

Петрик стоял совершенно подавленный. Больше похожий на перепуганного кролика, чем на мальчика-первоклассника. Он крепко вцепился руками в портфельчик, открыв от волнения круглый рот.