Марка страны Гонделупы

Воробушки славно чирикали, а Петрику было скучно и нечего делать. Он побродил около крылечка, потыкал в снег лопаткой. Но все это было совсем неинтересно.

Не посмотреть ли, что делает Опанас?

В щелку забора отлично виден соседский двор.

А ну, что там у них делается?

Кажется, это Петро с Грицком дрова колют. В одних рубашках! Ого! Как от них пар валит! Неужели уже наступила весна? Нужно поскорее развязать шарф…

Опанас с близнецами расчищают дорожку. Уже от калитки до крыльца размели. Теперь им осталось от крыльца к сараю. Ух, как здорово Опанас метет!

А это кто вышел на крыльцо?

Остап. С половиками. Наверное, помогает матери убирать дом. Сейчас будет трясти. Фу, какая пыль!

Почему это ему никогда не дают трясти половиков?

— Панька, давай метлу! — кричит Остап. — Я по ним трошки снегом пройдусь…

— Не дам! — кричит Опанас. — Можешь в сарае брать.

— Я тебе покажу сарай! — кричит Остап. — Давай метлу!

Он хватает метлу и тянет к себе. Но не так-то легко что-нибудь отнять у Опанаса. В метлу вцепляются близнецы, все трое орут на весь двор.

Петрик приникает к щелке в заборе. Уж он бы показал, как отнимать у Опанаса метлу… Уж он бы так показал…

Остапу ничего не стоит справиться со всей тройкой. Но лучше не связываться: себе дороже.

И через мгновение на соседнем дворе мир и спокойствие. Остап трусит один половик прямо об снег. Близнецы смотрят, разинув круглые рты. Опанас же с увлечением колотит метлой по второму половику.

Петрику стало грустно.

Он вздохнул и с легкой завистью отошел от забора.

У Кирилки тоже пеклись пироги. Таков был обычай в этом поселке: по воскресным дням обязательно все хозяйки занимались пирогами.

На примусе стояла алюминиевая миска с подсолнечным маслом. Масло кипело ключом, а Кирилкина тетка опускала в него пироги.

Ее сын Генечка влез на стул. Он запихивал в рот горячий пирог. Он обжигался и урчал, как щенок, а масло стекало по подбородку прямо на рубашку.

— У, негодный, — нежно ворчала тетка, — только одела во все чистое…

Кирилка сидел возле окна на своем любимом месте и думал. Он думал, как это все удивительно устроено на свете: тетка опускает в горячее масло пирожки, плоские, как лепешки, а вытаскивает такие пузатые и огромные, вроде розовых поросят. И как так может получиться, чтобы они сами по себе вырастали?

И еще он думал, что после чая с пирогами нужно сходить к Опанасу. Раз дядя дал пятьдесят копеек, можно вместе пойти в кино.

«А Петрик, наверное, с Левой?!» вдруг подумал Кирилка и вздохнул.

С Опанасом хорошо дружить, но вместе было еще лучше.

— Оглох, что ли? — услыхал он теткин голос. — Третий раз кричу… Сбегай в «Гастроном».

Кирилка поднял на тетку непонимающие глаза.

— В «Гастроном»? Зачем?

— Купишь чаю… Смотри не потеряй тридцатку… других нет… Купишь самый махонький, за рубль семьдесят пять… Грузинский.

Глава восемнадцатая. Открытие в «Гастрономе», или воскресенье днем

Когда Кирилка уже выходил из дому, тетка вдогонку крикнула:

— Сдачу не растеряй… Голову сверну…

Кирилка шел своим любимым шажком — с пятки на носок — и очень жалел, что снег не пищит, не скрипит и не хрустит, как вчера. Зато было солнце, и, щурясь на него, Кирилка мурлыкал песенку про журавля и конопель и крепко сжимал в кулаке новенькую тридцатирублевую бумажку.

В «Гастрономе» Кирилка подошел к отделу штучных товаров и сказал продавщице:

— Тетя, дайте грузинский чай… самый меньшинский кубик…

Так ему велела тетка.

Но продавщица как раз в этот самый момент занималась неким гражданином в кожаной шапке. Этот гражданин никак не мог решить, что ему взять — две пачки папирос, одну плитку шоколада и персиковый компот или наоборот: одну пачку папирос, две плитки шоколада и совсем не брать компота. Продавщица тоже была чрезвычайно занята этим вопросом и даже не обратила внимания на Кирилку.

— Тетя, — настойчиво повторил Кирилка, как можно дальше вытягивая руку с деньгами, — дайте самый меньшинский кубик грузинского чаю, за рубль семьдесят пять…

Тут продавщица увидела Кирилку и, бросив на него свирепый взгляд, воскликнула:

— Этот ребенок думает, что у меня десять рук?!

Нет. Кирилка этого и не мог думать. Две руки, только две руки были у продавщицы! Он это отлично видел.

— Или ты хочешь, чтобы я разорвалась на части?

Боже упаси! Никогда у Кирилки не было таких злодейских желаний!

— Тогда выжди со своим чаем, — уже более мягко продолжала продавщица, — выжди, пока этот гражданин хорошенько подумает…

— Хорошо, — сказал Кирилка, — я подожду…

Он был на редкость сговорчивый мальчик!

И вот, пока продавщица, щелкая на счетах, подсчитывала, сколько причитается за три пачки папирос, коробку мармелада и банку фаршированного перца (это было последнее и окончательное решение гражданина в кожаной шапке), Кирилка прилежно рассматривал все, что лежало под стеклом на прилавке.