Марксистский феминизм. Коллекция текстов A. M. Коллонтай

Или другое извращение: допустимо ли, чтобы мать лишала младенца молока из своей груди, чтобы не обременять себя заботой о ребёнке? Факт налицо, число подкидышей в Советской России растёт с недопустимой быстротой. Правда, явление это вызывается тем, что проблема материнства у нас — на пути к разрешению, но ещё не разрешена. Сотни тысяч женщин в этот трудный переходный период изнемогают под двойным бременем наёмного труда, и материнства. Нет достаточного числа яслей, детских домов, домов материнства, обеспечение денежное не поспевает за ростом цен на предметы вольного рынка, всё это заставляет работницу и служащую бояться бремени материнства, заставляет матерей «подкидывать» государству младенцев. Но этот рост числа подкидышей, свидетельствует также, что у женщин трудовой республики ещё не окрепло сознание, что материнство не частное дело, а социальная обязанность.

Мы указали уже, что материнство вовсе не состоит в том, чтобы ребёнок безотлучно находился при матери, чтобы именно мать отдавалась делу его физического и морального воспитания. Правильно понятая обязанность матери по отношению к её детям — это поставить детей в наиболее здоровую и нормальную для их роста и развития обстановку.

Посмотрите на буржуазное общество, в каком классе мы находим самых здоровых, цветущих детей? В классе обеспеченном, но ни в коем случае не среди бедноты. Чем это вызывается? Тем, что буржуазные матери целиком отдавали себя воспитанию детей? Ничего подобного. Буржуазные маменьки очень охотно перекладывали уход за детьми на наёмную трудовую силу: нянек, мамок, гувернанток. Только в необеспеченных семьях матери несут сами всю тяготу материнства, но тогда, обычно, дети запускались, детей воспитывал случай и улица. В рабочем классе, и вообще среди необеспеченных слоёв населения буржуазных стран, дети находятся при матерях, а гаснут как мухи; о нормальном воспитании нет и речи. Каждая мать в буржуазном обществе спешит переложить хотя бы часть заботы о ребёнке на общество: посылает в детский сад, в школу, в летнюю колонию. Сознательная мать понимает, что общественное воспитание даст ребёнку то, чего не даст самая исключительная материнская любовь.

В обеспеченных слоях буржуазного общества, где нормальному воспитанию детей, конечно, в буржуазном духе, придаётся важное значение, родители сдавали детей на руки подготовленных нянь, фрёбеличек, врача, педагога-гигиениста. Наёмные люди заменяли мать в деле физического ухода и морального воспитания ребёнка; за матерями фактически оставалась одна обязанность, естественная и неотъемлемая — родить младенца.

Трудовая республика не отнимает насильно детей от матерей, как это в своё время изображали буржуазные страны, рисуя ужасы «большевистского режима», а стремится создать такие учреждения, которые дали бы не одним богатым женщинам, а и всем матерям возможность воспитывать детей в здоровой, нормальной, радостной для детей обстановке. Вместо того чтобы заботу о ребёнке мать сбрасывала на наёмную няню, Советская Россия хочет, чтобы каждая мать, работница, крестьянка могла бы со спокойным сердцем идти на работу, зная, что её ребёнок находится в яслях, в детском саду, в детском доме.

В здоровой обстановке этих учреждений социального воспитания, проводимого в Советской России с младенчества и до 16 лет под руководством педагогов и врачей, под контролем матерей (обязательные дежурства матерей в яслях), дети вырастают в той обстановке, какая нужна для создания нового человека. Маленьким людям нравы, обстановка детских домов, яслей, детских садов прививают те черты и те навыки, которые нужны будут для строителей коммунизма. Человек, воспитанный в воспитательных учреждениях трудреспублики, будет значительно более приспособлен для жизни в трудовой коммуне, чем человек, детство которого прошло в замкнутой сфере эгоистических привычек семьи.

Посмотрите сами на наших малышей, которые в первые же годы революции попали в ясли и детские дома. Они не похожи на детей, которых воспитывают любвеобильные маменьки-индивидуалистки. В них крепки коллективистические навыки, они прежде всего люди «группового» склада мысли. Сценка из детского дома: новенькая отказывается делать то, что делает вся та группа, к которой она отнесена. Группа обступает «новенькую», доказывает, волнуется. Можно ли не идти на прогулку, когда идёт «наша группа»? Можно ли не заниматься уборкой дома, когда «наша группа» дежурит? Можно ли шуметь, когда «наша группа» занимается? Чувство собственности у них не развивается, глохнет. «У нас нет моих и твоих, у нас все — всех»,— деловито объясняет четырёхлетний карапуз. Зато бережное отношение к «групповой» собственности — основное правило жизни ребят. И дети сами преследуют тех, кто портит «наше» добро — добро детского дома.