Марш Смерти Русского охранного корпуса

Отличную от официальной характеристику набранного контингента давал беженец Владимир Петров. Спасаясь от наступающей Красной армии, он по пути на запад проезжал Одессу, где встретился с одним из сотрудников пункта вербовки, который за год до этого служил начальником полиции во время оккупации Северного Кавказа. На вопрос, много ли удается набрать добровольцев, тот ответил: «Ну не слишком много —

10 или 15 человек в неделю. Жизнь в Одессе хорошая, так что немного людей, кто хочет идти и сражаться. Те, кто записывается, как правило, имеют какие-то мотивы быстро покинуть Одессу. Например, криминальный элемент: воры, иногда бандиты или просто бездомные.

– Вы думаете, они поблагодарят вас за таких волонтеров?

Он махнул рукой:

– Да мне плевать. Я не жду наград за эту работу. Моя задача – отправить их в Белград. Обычно примерно половина из них дезертирует по дороге, но не я за это отвечаю»[478]

.

Один из участников вербовки вспоминал «анекдотический» случай, связанный с желавшим записаться бездомным, примерно 19 лет. Ни своего возраста, ни точного имени он не знал, предложив звать его Ванькой, на вопрос где он живет, ответил «у бочки» и сказал, что мечтает плавать на подводной лодке. На это унтер-офицер Глеб Сперанский пообещал «что эта возможность будет предоставлена ему на Дунае, где у нас, мол, эти лодки плавают»[479].

Родившийся в 1922 г. буковинец Микола Билик из села Михальча-Спаська, служивший в 6-й роте 4-го полка впоследствии утверждал, что в декабре 1943 г. он, вместе с другими молодыми селянами, записался на курсы шоферов, токарей и слесарей и лишь в Белграде узнал, что ему предстоит служба в РОК. Но в данном случае его слова об обмане вызывают у нас определенные сомнения [480]

.

«Подсоветские», как их называли эмигранты, добровольцы зачастую встречали в Сербии отнюдь не тот прием, на который рассчитывали. По свидетельствам Мануйлова, были даже случаи дезертирства, когда солдаты-одесситы бежали домой, не выдерживая издевательств офицеров[481]. Одновременно в одном из отчетов штаба РОК от 15 января 1944 г. говорилось и о многочисленных случаях ареста немецкими военными властями новобранцев с востока за прокоммунистическую деятельность[482].

Подтверждения этому можно найти в мемуарах ветеранов корпуса. Унтер-офицер Олег Плескачев, например, писал про раскрытие в начале лета 1944 г. просоветской группы среди военнослужащих 5-й роты 5-го полка – шестеро солдат во главе со стрелком Адамовым («здоровенный, крепкий дядя лет тридцати, с боевым прошлым, с тяжелым взглядом из-под низко нависшего лба»)

вели разлагающие разговоры среди сослуживцев. При этом бессарабцы и буковинцы оказались менее подвержены агитации, чем одесситы[483].

Вместе с тем зачастую пополнения производили гораздо лучшее впечатление на немецкое командование. Например, 13 января 1944 г. оберст Шредер проинспектировал новую 3-ю роту 2-го полка в Доньи Милановаце и наблюдал за ее «экзаменационной» учебной операцией в горных условиях. В итоге он заявил, что даже немецкая рота за 12 недель обучения не могла бы добиться таких успехов [484].

Среди «румынских» добровольцев встречались лица, которых можно отнести к категории эмигрантов первой волны. В качестве примера назовем родившегося 15 февраля 1919 г. в Могилеве-Подольском (современная Винницкая область Украины) Анатолия Ятцена из Бельцов. На службу в РОК он поступил в январе 1944 г. в звании стрелка (на протяжении войны служил в разных частях 4-го полка, дослужившись до унтер-офицера). В его удостоверении (солдатской книжке) профессия указанна как «служащий», но согласно послевоенным эмигрантским источникам он окончил Королевское морское училище и служил на единственной румынской подводной лодке «Дельфин»[485]. Мы можем подтвердить лишь сам факт его службы на данном корабле в неустановленный период на призывной или профессиональной основе. Также известен родившийся в 1892 г. полтавский крестьянин Григорий Маляр. В эмиграции он работал на одном из заводов Бухареста и смог снова нажить хозяйство. В ряды РОК вступил в 1943 г[486].