Маршал Жуков. Опала

Третья мировая война, которую объявил Черчилль в своей (недоброй памяти) речи в Фултоне в 1946 году, идет уже почти полвека! Перестройка (у нас и на Западе) дала возможность заключить договоры о сокращении ядерного ракетного оружия различных классов (ставшего просто ненужным в таких количествах) — это хорошее доброе дело, но неплохо бы продвинуть «новое мышление» на более высокий уровень и в следующем договоре отказаться от новых «постядерных» форм борьбы. Перемены в жизни нашей страны после августа 1991 года дают возможность к более широкому доверию и отказу от методов «плаща и кинжала». Разведку вели и будут вести во все века, пока существуют разные государства на земле. Но давайте вести это дело (если это неизбежно) цивилизованными (если это возможно) методами. Зачем проливать кровь невинных, исстрадавшихся, так много переживших в XX веке советских людей — свободный рынок со всеми его прелестями (без кавычек) и недостатками (тоже без кавычек) уже и так шагает по нашей истерзанной земле.

Прошу читателей извинить меня за это отступление. Но оно показывает, что расправа над Жуковым, запрет формирования спецчастей на октябрьском Пленуме 1957 года надолго отбили у наших военных руководителей желание ставить вопрос о создании спецчастей в соответствии с требованиями современной стратегии… И все это очень напоминает 1941 год, когда мы оказались неподготовленными для противодействия армии гитлеровцев, сформированной и вооруженной по последнему слову («авантюристической»?) стратегии тех лет.

А теперь вернусь к теме нашего разговора.

Когда я встретился с генералом Трусовым в Москве, на его квартире, уже собирая материал для книги о Жукове, он сказал:

— Сильная у тебя интуиция, Владимир Васильевич, если бы ты тогда согласился пойти на ту работу, еще неизвестно, как лично для тебя, с твоим прошлым, все обернулось бы при разгоне.

Он имел в виду то, что много лет назад, я уже побывал «врагом народа».

— Не было у меня никакой интуиции, Николай Михайлович, просто любовь к литературе оказалась сильнее романтики разведывательной работы.

Трусов печально, многозначительно вздохнул и сказал:

— Да, романтика… Многим она стоила жизни за кордоном, да и у нас… Смертельно опасна наша романтика и на той, и на своей стороне. Но все же она неизлечима: кто один раз ее вкусил — это уже на всю жизнь. Ты вот вроде бы с активной работы ушел, а когда пишешь о разведчиках, я ощущаю, как сердце твое замирает.

И он был прав, я всегда пишу о работе разведчиков с волнением, и нередко в эти минуты мое старое, много видавшее сердце замирает.

Так Жуков пострадал за свою прозорливость и желание держать армию на уровне современных требований военного дела. А политик Хрущев из—за своей амбиции и недальновидности не только «улучшил» партполитработу в армии и избавился от Жукова, он подставил страну под крупное поражение на одном из этапов третьей мировой «холодной» войны.

Через несколько месяцев после Пленума Жуков случайно встретился с Коневым у дома, в котором они оба жили на улице Грановского. Конев увидел Жукова, остановился у своей машины и ждал его. Конев заговорил первым:

— Добрый день. Ты чего же не заходишь, совсем от нас оторвался. Забыл старых друзей.

— О каких друзьях, Иван Степанович, ты говоришь? Если говоришь о себе, так ты же заявил на Пленуме, что никогда не был другом Жукова.

— Ты, конечно, всего того не знаешь, что предшествовало Пленуму ЦК. А тогда вопрос стоял очень серьезно. Заходи, поговорим.

— Как же это ты так перепугался, Иван Степанович, что стал открещиваться от дружбы со мной? А вообще—то я тебя не понимаю, ты же маршал Советского Союза, член ЦК, ты знал хорошо: все, что говорилось обо мне является фальшью, сфабрикованной против меня с определенной целью. Как же ты не возражал против всей этой затеи? Что касается твоего приглашения заходить в Министерство обороны, думаю, мне там делать нечего…

Прохожие, узнав маршалов, стали останавливаться и слушать их разговор. Маршалы посчитали неприличным выяснять отношения на улице и разошлись.

Жизнь под колпаком

Итак, маршал проспал пятнадцать дней и когда немного пришел в себя, встал вопрос — как жить дальше?

Русский богатырь Илья Муромец тридцать три года просидел «сиднем», набирался сил, а затем начал вершить подвиги во славу Отечества. Русский богатырь Жуков сорок три года отдал ратным делам и вот теперь ему предстояло превратиться в «сидня».

Он жил среди людей, они были в соседних квартирах, встречались на улицах, в магазинах. Но те, кто служил с ним раньше, завидев издали, переходили на другую сторону улицы, чтобы не встретиться. Полная изоляция в окружении живых людей оказывается возможна. Газеты, журналы, радио, телевидение, даже когда рассказывали о сражениях, которыми руководил Жуков, не упоминали его. Да, что там эти дешевые ежедневные угодники и прислужники, откройте в Советской Военной энциклопедии первый том, стр. 493–497. (Вышел в 1976 г. через два года после смерти Жукова). Статья «Битва под Москвой».