Маршал

Новая беленькая «Волга» ехала быстро, выкидывая за собой клубы белого пара. Приблизившись, «Волга» явно сбросила скорость, а после, наверное, хотела объехать, но Дада буквально бросилась на капот и, как только машина остановилась, в прыжке раскрыла переднюю дверь.

– Вы! – На мгновение она застыла. – Пал Палыч?!

– Да. Мы опаздываем в аэропорт. На совещание в Москву, – слышит Тота четко выверенный начальственный голос. – Вас следующая машина подберет. У нас мест нет.

– Да что вы говорите! – Дада нагловато заглянула в салон. – О! Здравствуйте. Ваша супруга?

– Моя супруга.

– А этот помощник тоже в Москву?

– Он сопровождает меня.

– Вас или вашу супругу?

– Что? Что вы себе позволяете. Закройте дверь. Поехали!

– Я вам поеду?! – Дада уже раскрыла заднюю дверь. – А ну вылезай. – Она так рванула, что молодой человек с заднего сиденья вывалился на дорогу, а Дада крикнула Тоте: – Сюда! Быстрее! Садитесь… Стойте! – Она бросилась к «жигулям», достала портфель Болотаева, забросила и его в «Волгу». – Он тоже в Москву. Спасибо! – Она захлопнула дверь. – Счастливого пути!

* * *

Наверное, в жизни каждого человека есть моменты, которые вспоминать не хочется и не вспоминаешь, потому что некогда и нечего излишне память дерьмом загружать. Однако, попав в российскую тюрьму, ты понимаешь, что всё, что было до этого на воле, – благодать, вот и вспоминаешь всё, как некое спасение от реальности…

Как любой, более-менее воспитанный человек, Тота Болотаев, внедрившись таким образом в чужую машину, должен был, наверное, первым делом извиниться, потом поздороваться, объяснить ситуацию и ещё раз извиниться.

Он этого не сделал, потому что он этого сделать не мог – он был обморожен и ещё долго пребывал в шоке, то есть оттаивал в комфорте и тепле. А машина после этого неожиданного инцидента вновь набрала скорость, и некоторое время все молчали и были ошеломлены.

На заднем сиденье, прямо за водителем, оказывается, сидела супруга начальника местных энергетиков; она ткнула в плечо водителя и тихо сказала:

– Надо сообщить. Надо вызвать машину по рации.

– Здесь рация уже не ловит, – сказал шофер.

– Надо развернуться, – бросила женщина.

– О моём помощнике волнуешься? – слегка вывернул голову начальник. – Ты слышала, что эта дамочка сказала? Кстати, молодой человек, – обратился он к Тоте, – кем она вам приходится?

Болотаев задумался и не сразу ответил:

– Знакомая, – и после паузы невнятно, шепотом и скороговоркой: – Почти невеста.

– Да, – вывернул шею начальник, мельком оглядел нового пассажира. – Повезло вам, молодой человек… Как она за вас поборолась! Повезло с невестой.

Было видно, что последние слова он говорил уже не только для Тоты, и поэтому вновь возникло напряжение, долгая пауза, которую вновь нарушила женщина:

– Вызовите дежурку. Включите рацию. Им нужна помощь!

– Здесь рация не ловит, – вновь говорит водитель.

– Не волнуйся, – успокаивает начальник, – их кто-либо после нас подберет.

– Вряд ли. Такой мороз и выходной, – прогноз водителя.

– Чего уж?! – возмутился муж. – Мы и так опаздываем на рейс. А у тебя билеты на премьеру… Да и не пойму я: молодого человека невеста выручает, а за моего молодого помощника моя жена так волнуется. Может, остановить, вернешься? А вы, молодой человек?

…Если честно, то Болотаев достоверно вспомнить не может, было ли последнее сказано, или это вовсе ему приснилось, ибо после бессонных ночей, такого потрясения и спирта в тепле уютной машины он расслабился и заснул.

* * *

Если бы Дада хоть раз напомнила Тоте об этом дне, а тем более попрекнула бы, то Тота почувствовал бы какое-то облегчение и прощение, но Дада об этом дне ни разу не упомянула, словно его и не было. А он ведь был. Да ещё какой, только не в судьбе Болотаева, который в тот день благополучно долетел до Москвы, поздно вечером уже был в общежитии и ещё хотел в тот же вечер пойти на переговорный пункт попытаться позвонить в дежурку. Но он этого не сделал – надо было готовиться к новой трудовой неделе, когда всё закрутилось и завертелось, и, правда, он звонил пару раз, но ведь это дело непростое. Словом, прошло так две-три недели, и лишь позже, когда вновь на кафедре выписали командировку на Когалым, Тота плотно сел за телефон и был ошарашен: Дада арестована.

Более ему ничего не сказали, да он и не спрашивал. Обычно, прибыв в Сибирь, Тота первым делом выполнял командировочное задание, а потом в повестке была Дада – как бы на десерт и не более. Однако на сей раз Тота первым делом заинтересовался судьбой Иноземцевой, и, как оказалось, только он интересовался ею.

Тогда Тота подумал, что это не просто так, а где-то даже испытание и его самого, как он определил – на вшивость.

Конечно, он был стеснен и в средствах, и во времени, но он делал всё, что мог, хотя дело было непростое.

По своим делам Дада и не раз у этого Лёхи машину просила и не за просто так, а за деньги или спирт. И по всей вероятности, и в то утро Дада машину выпросила, а в критический момент эту колымагу подожгла.