Марсиане

Сидят на скамеечке, поглаживают шершавыми темными пальцами новые футляры для очков. А сами — старые все, ветхие совсем. Столько увидевшие в жизни, что и к смерти своей уже привыкшие, без страха думающие о ней, как мы думаем, например, о поездке в другой город.

А если в незнакомый город ехать, то как же очками хорошими не запастись?

Так и стали в поселке бабушек с очками хоронить.

Надежнее все–таки, веселей с очками–то.

Мэр Вознесихи

Глава первая

Председатель Вознесихинского сельсовета Василий Федорович Шершаков получил бандероль, залепленную заграничными марками.

Почтальонша Нюша стояла у порога и не уходила, ожидая пока Василий Федорович распечатает пакет.

— Ты бы шла, Нюша, — откладывая пакет в сторону, сказал Василий Федорович. — Смотри! Куры–то всю твою почту загадят.

Нюша выглянула в окошко и испуганно вскрикнула. На ее почтальонской сумке, привязанной к двухколесной тележке, горделиво возвышался петух и зычно скликал кур.

Нюша всплеснула руками и выбежала из дома, так и не узнав, что принесла она председателю.

А Василий Федорович подошел к столу, на котором сверкал затейливыми завитушками самовар, и положил перед собой исписанный не нашими буквами конверт. Только одна надпись была по–русски. Красным карандашом кто–то приписал сбоку: «поселок Вознесиха. Председателю сельсовета».

— Вера! — крикнул Шершаков. — Ты спишь, что ли?

— А что, папка? — отозвался из глубины дома тонкий девичий голосок.

— Иди сюда…

На кухню, шлепая домашними тапочками, вышла большеглазая дочка Шершакова.

— Что случилось? — зевая, спросила она.

— Ничего… — Василий Федорович разорвал пакет. — Ты в школе английский учишь?

— Английский…

— А это на каком? — Шершаков вытряхнул из пакета брошюрки в ярких обложках.

Верочка встала коленками на стул и склонилась, разглядывая брошюрки.

— Это по–английски, папка, написано. Только… Только тут слова какие–то незнакомые. У нас в учебниках проще тексты.

— Отличница! — Василий Федорович отобрал у дочки листки. — И чему вас только учат?

— Всему, папка! — засмеялась Верочка. — А ты сходи лучше к дяде Кеше Троллейбусу. Он мне такое сочинение написал по–английски, что потом учитель автоматом пятерки ставил. В иняз советовал поступать.

— Ну это и видно… — Шершаков сложил брошюрки и листочки в пакет и встал. Он и сам уже понимал, что придется ему идти к Сутулову.

Глава вторая

Иннокентий Павлович Сутулов, прозванный в поселке Кешкой Троллейбусом, появился в Вознесихе два месяца назад. Въехал он в поселок на старом троллейбусе. Мотались по сторонам длинные палки токоснимателей, троллейбус, дребезжа, подпрыгивал на ухабах и тащился вперед, буксируемый новеньким МАЗом, за рулем которого сидел рыжеволосый парень Гоша, с мутноватыми от задумчивости глазами.

— Направо, направо бери, Гоха! — кричал из троллейбуса однорукий мужик. — Штангу ведь поломаем, черт рыжий!

Гоша испуганно крутанул баранку, троллейбус дернулся в сторону, наклонился, штанга его перелетела в огород бабки Егорихи. Падая, она выломила две штакетины из забора и прочертила по аккуратным, только что вскопанным Егорихой грядам глубокую борозду.

— Ироды! — выскакивая на крылечко, закричала Егориха. — Залили зенки–то! Господи! Моду–то какую взяли — с пьяных глаз прямо по грядам на троллейбусе тащатся!

— Не ерепенься, бабка! — строго сказал ей Сутулов, пытаясь одной рукой вытащить упавшую в огород штангу. — А то, смотри, я к ответу тебя притяну. Кто тебе разрешил на автомагистрали избу ставить?

Егориха так и застыла, позабыв закрыть рот. Изба ее всегда стояла здесь, но никакого разрешения не было.

Сутулов сразу просек это обстоятельство.

— А если бы я на трамвае ехал? — наседал он. — Тогда что? Рельсы дугой гнуть прикажешь?

С трудом, сломав при этом еще две штакетины забора, он вытащил из Егорихиного огорода штангу.

— Трогай, Гоха!

Только тогда и опомнилась старуха.

— Стой! — закричала она. — А у тебя, мазурик, есть разрешение на троллейбусе по чужим огородам ездить?

— Есть, бабушка! — отвечал ей Сутулов. — Мне как инвалиду столько всего позволено, что и не рассказать без бутылки. Разве не видишь, что государство меня даже троллейбусом обеспечило, чтобы я до места назначения добраться мог.

Нечем было крыть на это Егорихе.

— Чтоб тебе! Чтоб тебе! — прокричала она и смолкла, хватая ртом дорожную пыль.

Но хотя и не договорила она проклятия, пожелание ее очень скоро сбылось. Сразу за мостиком через ручей троллейбус так подбросило на ухабе, что треснуло что–то внизу, троллейбус осел на бок, а колесо его покатилось само по себе назад в Вознесиху.

Когда, встревоженный жалобой Егорихи, явился к месту аварии Василий Федорович Шершаков, троллейбус уже выровняли — только вместо колеса поддерживали его сосновые чурбаки. А шофер Гоша, что был командирован директором леспромхоза Кучеровым за новым МАЗом в город, под руководством Сутулова пытался забросить штанги токоснимателей на линию электропередачи. Рядом с ним крутился местный изобретатель шестиклассник Лешка.

— Вы аккуратнее, аккуратнее заводите! — командовал ими Сутулов. — Вправо сейчас берите.