Марсианские войны

Грусть, написанная на лицах собравшихся за громоздким столом заседаний, яснее любых слов говорила о том, как недостает им всем привычного комфорта далекого Пекина.

Глава 31. ПРОВИНЦИЯ ШАНЬСИ, СВОБОДНЫЙ КИТАЙ

Золотая Орда Казархана разбила свой лагерь в шестнадцати ли к северу от китайского города Шэньму. Число ее всадников уже превышало количество звезд Серебряной Реки, сияющей в ночном небе. Костры монголов пылали ярче звезд. Сладковатая вонь конского помета и человеческих экскрементов висела в воздухе.

Казархан любил эти запахи. Ими же наслаждался и Чингис, чьи доспехи носил нынешний хан. Глубоко вдохнув едкий дымок, он улыбнулся, чувствуя, как гордость, давно уже неведомая монголам, наполняет его сердце.

— Я хан, — сказал Казар, поворачиваясь к постели, и повторил еще раз с чувством: — Я Казар, первый хан после Хромого Тимура.

— Ты собираешься ложиться, о хан моего канга? — пробормотала Утренняя Лань, приоткрывая сонные глаза.

— Когда-нибудь.

— Я усну, если ты скоро не придешь.

— Тогда спи.

— Ты уже устал от меня?

— Я никогда не устану от тебя, радость моего сердца. Но мой мозг горит, а сердце ищет других радостей.

В спину хана ударила шелковая подушка.

— Если ты прикоснешься к другой женщине, я перережу себе горло и оставлю тебя безутешным.

— Есть и другие наложницы, — небрежно заметил Казар.

— Но не такие, как я.

— Много и таких. Спи или режь себе горло. Решай сама.

— Негодяй! …твою мать!

— Займись ею сама, раз уж ты так похотлива.

Утренняя лань моргнула и открыла глаза.

— Разве твоя мать не умерла?

— Если ты по-настоящему похотлива, то это тебя не остановит, — рассмеялся Казар и выбрался из юрты.

* * *

Князя Стрел Байяра он застал за работой, тот проверял наконечники, отравленные бычьим пометом.

— Для человека, желающего найти себе жену, ты слишком прилежно исполняешь свои княжеские обязанности, — сказал Казар.

Байяр даже не поднял головы.

— Теперь, когда я стал Князем Стрел, мне не хочется терять эту высокую должность. Женщины сами потянутся к настоящему князю.

— У них не будет выбора.

— Я получу больше удовольствия, если мне не придется добиваться их ласк.

— Каждому свое, — заметил Казархан. — Что касается меня, то я больше люблю брать от них силой то, что надо.

— А у тебя их не одна?

— У Утренней Лани настроение, что буря в степи. В ней много женщин.

— А я бы предпочел много женщин, чем одну с переменчивым нравом. Их настроение не угадаешь.

— Но зато какие ощущения, — улыбнулся Казар.

— Наверное, наложницы отличаются от тех женщин, с которыми я имел дело, — сказал Байяр, складывая наконечники.

— Пойдем со мной, Байяр.

— Твое слово приказ для меня. А куда мы пойдем?

— Не имеет значения. Важно, что я там буду делать.

Пожав плечами, Байяр отряхнул одежду и догнал своего хана. Они миновали костры, возле которых прямо под звездами похрапывали монголы, как стая перелетных гусей. Казар широко улыбнулся.

— Вот как должен жить наш народ: свободно и открыто.

— Я бы предпочел юрту, — заметил Байяр.

— У тебя еще будут юрты.

— Мне надоело спать, прикрываясь куском войлока, который не защищает ни от летнего дождя, ни от злых вшей.

— Вши тебе не повредят, — сказал Казар и сразу же почувствовал, как зачесалась спина. Пошарив рукой, он обнаружил гнусное насекомое и раздавил его.

— У тебя вши? — поинтересовался Байяр.

— Вши — это судьба кочевого монгола. Они закаляют его кожу и напоминают, что он еще жив. А вот городские простыни вредны, от них кожа становится нежной, и ее может проткнуть даже тупая стрела.

Казар поймал еще одну вошь и поднес к глазам.

— Что-то незнакомое.

Рассмотрев пленницу, Байяр пожал плечами.

— Да, наверное, это китайская вошь.

Казар кивнул и, поднеся насекомое ко рту, раздавил его своими крепкими передними зубами.

— Мы в Улан-Баторе так их не убивали, — с любопытством заметил Байяр.

Казар поднял кулак. Взгляд его стал холодным и решительным.

— Улан-Батора больше нет. Но когда я закончу свои дела, то отберу его у Костяных Голов и восстановлю в полном величии, таким, каким он был давно, когда назывался Урга.

— Да, Храм — это лучшее название для великого монгольского города, чем Красный Герой, — согласился Байяр.

— Названия городов должны меняться только в том случае, если их завоевывают. Когда мы захватим тот город, что лежит за Великой Стеной, я назову его Байяром в твою честь.

— Это очень большая честь.

— Для города — да.

— Для меня тоже.

— Раз ты так считаешь, это приемлемо для твоего хана, но не так уж важно.

* * *

Казар и Байяр прошли около трех ли, и теперь даже самые выдвинутые посты стражи лагеря не могли их услышать. Казар остановился, опустил руку в карман и вытащил небольшое серебряное устройство.

— Что это? — Байяр с любопытством оглядел прибор.

— Мне дали его Костяные Головы.

— И ты его не выбросил?

— Я всегда могу это сделать, если он станет ненужным, — сказал Казар, нажимая кнопку.

На устройстве что-то вспыхнуло, красноватый свет упал на чеканные черты лица хана. Из устройства послышался скрипучий голос Комо Дата.

— Говори.

Казар поднес устройство ко рту.