Мартовские иды

Признаюсь, что. мысль о двух замках меня отнюдь не порадовала, тем более что и один замок уже стоил немалых усилий. Мое разочарование и нетерпение могли бы стать для меня откровением, задумайся я тогда хотя б на минуту. Но дело в том, что я пустился в наше нечестивое предприятие с непроизвольным пылом, о котором сам тогда и не подозревал. Я был очарован и увлечен романтикой и опасностью происходящего. Нравственное мое чувство, как и чувство страха, были равно скованы каким-то параличом. И я стоял там с лампой и флакончиком в руках, отдаваясь происходящему с таким самозабвением, с каким ни разу не отдавался ни одному честному занятию. И А. Дж. Раффлс на коленях рядом, черные волосы взъерошены, а на губах все та же настороженная, спокойная и решительная полуулыбка, с какой - я это видел собственными глазами - он снова и снова отбивал броски в матче на первенство графства!

Наконец он замкнул цепочку отверстий, выдернул замок со всеми потрохами и по самое плечо просунул мускулистую обнаженную руку в дыру и дальше между прутьями железной решетки по ту сторону двери.

- Если,- прошептал Раффлс,- там только один замок, он должен быть посредине. Ура! Вот он! Дайте мне только его открыть - и путь наконец свободен.

Он вытащил руку, выбрал из связки отмычку и снова запустил руку в отверстие. У меня перехватило дыхание. Я слышал биение своего сердца, тиканье карманных часов и время от времени позвякивание отмычки. И вот долгожданный миг - раздался гот самый, единственный и безошибочный, щелчок. Через минуту мы оставили за собой распахнутыми дверь красного дерева вместе с решеткой; Раффлс сидел на письменном столе, утирая лицо, а стоящая рядом лампа испускала ровный луч света.

Мы находились в скудно обставленном просторном служебном помещении за магазином, которое, однако, было отделено от него металлической шторой; один только вид последней привел меня в отчаяние. Но Раффлса это, судя но всему, совсем не огорчило; он повесил на вешалку пальто и шляпу и стал осматривать штору, подсвечивая себе лампой.

- Ерунда,- изрек он через минуту, - с этим мы мигом упраяимся, но по ту сторону - дверь, и с нею придется повозиться.

- Еще одна дверь! - тяжело вздохнул я.-- Как вы ее одолеете?

- Взломаю складной фомкой. Металлические шторы можно поднять снизу-в этом их слабое место. Но шума не избежать - и тут-то. Кролик, вы мне и понадобитесь: без вас мне не справиться. Будете следить сверху и стуком давать мне знать, когда поблизости никого не будет. Я вас провожу и посвечу вам.

Стоять одному на стреме - легко представить, до чего мне этого не хотелось; и все же чудовищная ответственность, которую на меня возлагали, странным образом будоражила все мои чувства. До тех пор я был всего лишь зрителем; теперь мне предстояло стать участником. И этот новый стимул заставил меня окончательно отринуть мысли о совести и самосохранении, которые я и без того предал забвению в своей душе.

Посему я, не пикнув, занял наблюдательный пост в комнате над магазином. Окнами она выходила на улицу, и, на наше счастье, в числе того, что сохранили в квартире на усмотрение будущего съемщика, оказались жалюзи, причем уже опущенные. Мне оставалось - чего уж проще! - высматривать из-за планок, чтобы топнуть два раза, если кто-то приближается к дому, и один когда улица снова пустела. Звуки, что до меня доносились - а я как-никак находился прямо над Раффлсом,- были, за исключением металлического скрежета в самом начале, очень слабыми, но и они полностью прекращались, стоило мне два раза постучать носком ботинка о пол. За час, что я провел у окна, полисмен проходил мимо дома раз шесть, а человек, которого я считал сторожем у ювелиров, и того больше, и они отняли у нас тридцать с лишним минут. Один раз - но только один - я смертельно перепугался - сторож вдруг остановился и посмотрел- через "глазок" в залитый светом магазин. Я ждал свистка. Я ждал петли или тюрьмы! Но Раффлс прилежно следовал моим сигналам, и сторож пошел себе дальше, ничего не заподозрив. В конце концов и мне был подан условный сигнал. Освещая путь спичками, я спустился по широкой лестнице, затем по узенькой каменной, пересек дворик и поднялся в комнату, где Раффлс встретил меня крепким рукопожатием.

- Прекрасно, дружок! - сказал он.- В трудную минуту вы все так же надежны и заслужили награду. Я взял на тысячу фунтов, ни на пенни меньше все у меня в карманах. А в этом шкафчике я обнаружил кое-что еще приличный портвейн и сигары, предназначенные для коллег бедняги Дэнби. Глотните, вам сразу полегчает. Я также выяснил, где туалет; перед уходом нужно умыться и почиститься, а то я черен как трубочист.