Машина различий

Хетти скинула сорочку с явным облегчением, ее тело покрывала испарина. Она аккуратно обтерла губкой пот с подмышек.

— Я могу держать позу, совсем почти не двигаться целых пять минут подряд, — сказала Хетти слегка заплетающимся языком: бутылку шампанского она выпила почти в одиночку. — У тебя есть часы? Десять шиллингов, сейчас сам увидишь. Спорим, что получится?

— А я и не сомневаюсь.

Хетти грациозно нагнулась, взялась рукой за левую щиколотку, подняла ногу над головой, не сгибая в колене, и стала медленно поворачиваться, переступая с носка на пятку и назад.

— Нравится?

— Потрясающе! — восхищенно выдохнул Мэллори.

— Смотри, я могу прижать ладони к полу, — сказала она, нагибаясь. — Большинство лондонских девиц так затягиваются в корсеты, что переломились бы на хрен пополам, попробуй они такое. — Затем она села на шпагат и уставилась на Мэллори снизу вверх, пьяненькая и торжествующая.

— Да я просто жизни не видел, пока не попал в Лондон! — сказал Мэллори.

— Тогда снимай свою рубашку и давай пилиться голыми. — К ее лицу прилила кровь, серые глаза широко раскрылись и выпучились.

Как только Мэллори снял сорочку, Хетти вскочила на ноги и подошла к нему с эмалированным тазиком в руках.

— В такую зверскую жару пилиться голыми куда лучше. А мне и вообще нравится пилиться без ничего. Мамочки, да какой же ты мускулистый и волосатый, я всегда любила волосатых. Дай-ка взглянем на твою пипиську. — Она бесцеремонно подцепила упомянутый орган, скальпировала его, внимательно осмотрела и окунула в тазик. — Полный порядок, никаких болячек. Почему бы тебе не трахнуть меня без этой идиотской сосисочной шкурки? Девять пенсов сэкономишь.

— Девять пенсов не деньги, — возразил Мэллори, натягивая второй «дирижабль» и залезая на Хетти.

Голый, разгоряченный тяжелой работой, он мгновенно покрылся потом, как молотобоец у наковальни. Пот лился ручьями с них обоих, и к его запаху примешивалась вонь дурного шампанского, но все же липкая кожа больших упругих грудей казалась прохладной. Хетти закрыла глаза, крепко уперлась пятками в ягодицы Мэллори и самозабвенно подмахивала; из угла ее рта высовывался краешек языка. Наконец он кончил, застонав сквозь стиснутые зубы, когда жгучий ток пронесся по его члену. В ушах у него звенело.

— Ты, Нед, прямо дьявол какой-то. — Шея и плечи Хетти покраснели и блестели от пота.

— Ты тоже, — пробормотал, задыхаясь, Мэллори.

— Мне нравится делать это с мужчиной, который умеет обращаться с девушкой. Давай теперь выпьем хорошего бутылочного эля. Охлаждает получше этого шампанского.

— Давай.

— И папиросы. Ты любишь папиросы?

— А что это, собственно говоря, такое?

— Турецкие сигареты, из Крыма. Последняя мода… Ну, не последняя, а с начала войны.

— Ты куришь табак? — удивился Мэллори.

— Я научилась у Габриэль, — пояснила Хетти, вставая с кровати. — Габриэль, та, что жила здесь после Сибил. Французка из Марселя. А в прошлом месяце она отплыла во Французскую Мексику с одним из своих посольских охранников. Вышла за него замуж, повезло. — Хетти завернулась в желтый шелковый халат; в тусклом свете масляной лампы он казался почти изысканным, несмотря на засаленный подол. — Отличная была баба, Габриэль. Донне-муа четыре шиллинга, милый. А лучше пять.

— С фунта сдача будет? — спросил Мэллори.

Хетти недовольно отсчитала ему пятнадцать шиллингов и исчезла в прихожей.

Отсутствовала она довольно долго: похоже, болтала с миссис домовладелицей. Мэллори лежал, вслушиваясь в звуки огромного города: перезвон колоколов, далекие пронзительные крики, хлопки, которые могли быть и выстрелами. Он был пьян, как Бог, и его божественная сущность была преисполнена земного блаженства. Вскоре на сердце снова навалится тяжесть — удвоенная сегодняшним грехом, но сейчас он чувствовал себя свободным и легким, как перышко.

Хетти вернулась с проволочной корзинкой бутылок в одной руке и дымящейся сигаретой — в другой.

— Долго же ты, — заметил Мэллори.

— Небольшая заварушка внизу, — пожала плечами Хетти. — Какие-то хулиганы. — Она опустила корзинку на пол, вытащила одну из бутылок и кинула Мэллори. — Потрогай, какая холодная. Из подвала. Здорово, правда?

Разобравшись с хитроумной, из фарфора, пробки и проволоки затычкой, Мэллори жадно припал к бутылке. На стекле выступали рельефные буквы: «Ньюкастлский эль». Современная пивоварня, где вместо дедовских чанов — стальные цистерны размером с линейный корабль. Добротный, машинного производства напиток, никакого тебе жульничества с индейской ягодой.

Хетти легла на кровать прямо в халате, допила бутылку и открыла другую.

— Сними халат, — попросил Мэллори.

— А где шиллинг?

— Бери.

Хетти спрятала монету под матрас и улыбнулась.

— Хороший ты мужик, Недди. — Она сняла халат, швырнула его на прибитый к двери железный крючок, но промахнулась. — У меня сегодня хорошее настроение. Давай еще раз, а?

— Чуть погодя, — зевнул Мэллори.

У него слипались глаза, в затылке пульсировала боль. Сучий кот Веласко. Когда же это было? Сто лет назад. Последние сто лет он только и делал, что пил да пилился.