Машинерия портрета. Опыт зрителя, преподавателя и художника

К слову, загадка: чем отличается – на портрете – крик от зевания? Отгадка: кричащий человек старается широко открыть рот, а зевающий – скрыть зевок. Можно (хотя и невежливо) зевать, скаля зубы, но если человек натягивает губы на зубы, он точно зевает, а не кричит. Попробуйте нарисовать это, даже просто представить – я гарантирую вам сильнейший приступ зевоты.

Движение головы в портрете решает не только повествовательные, но и пластические задачи. Яркое движение создает яркий силуэт, которому свойственна сильная разница очертаний и размеров контрформ – справа и слева от головы, сверху и снизу и по углам. Иными словами, жест головы помогает композиции тогда, когда силуэт асимметричен по вертикальной, горизонтальной и диагональным осям. Если заострять силуэт через яркие контрформы, есть риск отдалиться от исходного образа, переборщить с активностью жеста и потерять в точности изображения эмоций, зато композиция гарантированно выиграет. Вопрос в том, что для вас ценнее.

Связка плеч, шеи и головы обладает огромной пластической гибкостью, причем вдобавок их общий силуэт можно обогатить жестом нижней челюсти, сигаретой, трубкой или леденцом (всё это акторы жеста). Активное движение головы можно подчеркнуть массами волос и одежды, которые меняют форму под действием инерции или центробежной силы. Даже в ситуации «фото на паспорт» можно разорвать симметрию боковым освещением, как это делает Каррильо, а также частично (или полностью!) закрыть лицо руками, деталями пространства или их тенями.

Выражение лица

Дети подражают всем подряд, но в первую очередь – родителям и по мере взросления становятся всё больше похожи на них. Тренировка одних мускулов лица и запущенность других за ненадобностью в конце концов закрепляет за человеком ограниченный ряд выражений. По этой же причине люди, десятилетия прожившие в браке, становятся похожи друг на друга. Впрочем, это связано еще и с выбором супруга из своих, то есть похожего на людей, окружавших человека в детстве. Иными словами, сходство часто присутствует заранее, но становится очевидным только со временем, когда возраст сглаживает разницу между полами.

Роб Денблейкер

Стрип из блога «Цианид»

Богатство и динамика мимики отражают богатство эмоциональной жизни. У большинства людей, и особенно у тех, кого нам хочется рисовать, и счастье» мимика достаточно разнообразна, но даже у актеров есть образ, к которому они осознанно или неосознанно возвращаются: он-то и нужен для портрета. У актрисы Натали Портман, например, это тревожный, напряженный взгляд и улыбка, которая кажется из-за него не вполне искренней. Все мы знаем людей с однозначным «приросшим» выражением: капризным, обиженным, самодовольным и т. д.; другие эмоции требуют от таких лиц серьезных внутренних усилий и выглядят неубедительно.

У человека не менее шестисот мышц, из них примерно четверть – мышцы шеи и головы, и около одной десятой – мимические мышцы. Лицо способно выражать множество эмоций, по нескольку за раз, но в бытовом языке есть названия только для самых тривиальных из них, и полагаться на него нельзя.

Лет в тринадцать меня постигла страшная творческая неудача. Я нарисовал иллюстрацию к рассказу Рэя Брэдбери «Ревун» – о доисторическом чудовище, которое поднимается из глубин океана на звуковой сигнал маяка, ожидая встретить последнего на планете собрата, и ревет ему в ответ: «В этом крике были миллионы лет воды и тумана. В нем было столько боли и одиночества, что я содрогнулся. <…> Голос безысходности, непроглядной тьмы, холодной ночи, отверженности». Всё это я попытался передать через мимику и демонстрировал картинку всем знакомым, кажется, очень довольный результатом. Вся глубина провала открылась мне, когда одна дама, посмотрев на картинку, сказала: «Ой, грустненький».

В этой ситуации, как я сейчас понимаю, стоило вовсе отказаться от мимики, пусть бы зритель сам додумал, что чувствует герой, исходя из контекста. Но в портрете это не всегда возможно.

Примерно в том же возрасте я прочел «Похождения бравого солдата Швейка». В одном из эпизодов книги фигурирует капитан Адамичек: «В канцелярии он сидел с видом тихо помешанного и глядел в пространство, словно говорил: „Ешьте меня, мухи с комарами"». Это исчерпывающий портрет, и его сила – в контрасте между эмоцией героя и литературным стилем. Адамичек, как библейский Иов, стенает, призывая на свою голову казни египетские, посыпает голову пеплом – но всё это гипертрофированно вяло. Не знаю, насколько Гашек повлиял на то, что спустя тринадцать лет я серьезно занялся портретом, но класса с девятого формулировать для каждого встречного подобный message вошло у меня в привычку. Вот несколько примеров из моей коллекции:

– Любимый, я ничего не поняла!

– Ты что, сука, смешно пошутил?

– Жизнь – это большая река.

Работая над портретом, я пытаюсь придумать такую фразу для героя и использую ее как способ тонкой настройки собственной мимики, которую транслирую в изображение.