Читаем Машинерия портрета. Опыт зрителя, преподавателя и художника полностью

Попробуйте воспроизвести эту мимику, сначала перед зеркалом. Начав рисовать, разделите процесс на два этапа: сперва полутоном изобразите силуэт героя, добиваясь максимально точного жеста, затем черным и белым добавьте ему мимики. Попробуйте проделать это в паре с коллегой, меняясь листами после того, как силуэт готов. В работе над портретом важно изолировать эти стадии, не забегать вперед и не рисовать мимику до того, как сложится силуэт в целом.

Глава V

Портрет – это анекдот

Эпиграмма

У любого изображения есть как минимум две стороны: повествовательная/литературная/пересказываемая и абстрактная/пластическая/непересказываемая. Это не две стороны одной медали, а, скорее, два больших пересекающихся круга вопросов. Многие аспекты графики нельзя однозначно отнести туда или сюда – например, освещение одновременно формирует тональную механику листа и сообщает нам о погоде, времени дня, устройстве интерьера. Но в анализе изображения хорошо помогает попеременный фокус на одном и другом аспекте. Их взаимодействие – само по себе важный аспект графической механики. Традиционная школа предполагает гармонию между литературным и визуальным решениями, оставляя иллюстрации подбирать сюжет с поверхности иллюстрируемого текста. Это скучно! Конфликт между повествованием и абстракцией – отдельное поле для эффектной игры.

Повествование в портрете – это сам человек и все его доступные взгляду свойства, всё, о чем шла речь выше. Но просто рассказать о человеке мало. Портрет – это эпиграмма, стихотворение о герое на языке графики. Как и стихотворение, портрет обладает специфической ритмикой, легко запоминается, открыт разным интерпретациям и иносказаниям. Те портреты, которые можно считать подлинной поэзией, не дают читать себя автоматически, затрудняют работу читателя/зрителя. Как и портрет, эпиграмма начинается с лица героя, заранее известного читателю, и далее искажает, обогащает его; как и портрет, она преподносит нам только те черты, которые автор считает важными.

Эпиграмма Пушкина на актрису Александру Колосову – яркий пример того, как выглядит в портрете пересказываемое:

Всё пленяет нас в Эсфири:
Упоительная речь,Поступь важная в порфире,Кудри черные до плеч,Голос нежный, взор любови,
Набеленная рука,Размалеванные бровиИ огромная нога!

Этот текст интересен не только богатой визуальностью, но и неожиданным финалом. В графике отсрочить такого рода сюрприз трудно, скорее он сразу окажется на виду, но можно припрятать решающие детали для неторопливого и внимательного зрителя.

У каждого героя собственный уникальный набор черт, которые требуют заострения, и далеко не всегда они комичны или уродливы. Слово «эпиграмма» ассоциируется с сатирической или юмористической интонацией, но эта метафора не запирает портрет в рамки карикатуры. Юмор – не синоним комичного, он бывает горьким, лиричным, злым. Михаил Жванецкий на вопрос «Что такое юмор?» ответил: «Юмор – это просто ум, и еще чувство ритма». Портрет и эпиграмма не обязаны быть смешными, но остроумие – важный критерий качества в обоих случаях.

Анекдот

Аристотель ставил во главу угла искусства драмы понятие анагноризис: это узнавание, переход от незнания к знанию, от вопроса к ответу. Англичане переводят анагноризис как discovery, открытие. Радость узнавания нового – главный стимул для любопытного зрителя, так же как и для исследователя. Повествование в литературе, театре и кино можно представить как цепочку загадок, не обязательно в духе «кто убийца?»; чаще это вопрос «что будет дальше?» Мы ждем ответов и в каждом новом факте ищем подсказку. Необходимое условие сильного впечатления – момент научения, встречи с непонятным и его успешная обработка, превращение в понятное.

Смотрение на портрет (рассматривание, разглядывание – не совсем точные термины, так как смотрим мы считанные секунды, а перевариваем впечатление удаленно) тоже дробится на отдельные микроанагноризисы. В дальнейшем они складываются (или не складываются) в целостное впечатление. Глаза движутся по изображению короткими шагами – саккадами, обшаривая его плоскость и перемещая фокус с мелких деталей на крупные, на портрет в целом и обратно. Каждую единицу времени в центре внимания оказывается один фрагмент изображения или его аспект: цвет, контур, композиция, жест и т. д. Эхо одного впечатления накладывается на другое, создавая эмоциональные аккорды, и в этом зрителю помогает ритмическая структура графики.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Искусство Древнего мира
Искусство Древнего мира

«Всеобщая история искусств» подготовлена Институтом теории и истории изобразительных искусств Академии художеств СССР с участием ученых — историков искусства других научных учреждений и музеев: Государственного Эрмитажа, Государственного музея изобразительных искусств имени А. С. Пушкина и др. «Всеобщая история искусств» представляет собой историю живописи, графики, скульптуры, архитектуры и прикладного искусства всех веков и народов от первобытного искусства и до искусства наших дней включительно. Том первый. Искусство Древнего мира: первобытное искусство, искусство Передней Азии, Древнего Египта, эгейское искусство, искусство Древней Греции, эллинистическое искусство, искусство Древнего Рима, Северного Причерноморья, Закавказья, Ирана, Древней Средней Азии, древнейшее искусство Индии и Китая.

Коллектив авторов

Искусствоведение
Искусство жизни
Искусство жизни

«Искусство есть искусство жить» – формула, которой Андрей Белый, enfant terrible, определил в свое время сущность искусства, – является по сути квинтэссенцией определенной поэтики поведения. История «искусства жить» в России берет начало в истязаниях смехом во времена Ивана Грозного, но теоретическое обоснование оно получило позже, в эпоху романтизма, а затем символизма. Эта книга посвящена жанрам, в которых текст и тело сливаются в единое целое: смеховым сообществам, формировавшим с помощью групповых инсценировок и приватных текстов своего рода параллельную, альтернативную действительность, противопоставляемую официальной; царствам лжи, возникавшим ex nihilo лишь за счет силы слова; литературным мистификациям, при которых между автором и текстом возникает еще один, псевдоавторский пласт; романам с ключом, в которых действительное и фикциональное переплетаются друг с другом, обретая или изобретая при этом собственную жизнь и действительность. Вслед за московской школой культурной семиотики и американской poetics of culture автор книги создает свою теорию жизнетворчества.

Шамма Шахадат

Искусствоведение
Легендарная любовь. 10 самых эпатажных пар XX века. Хроника роковой страсти
Легендарная любовь. 10 самых эпатажных пар XX века. Хроника роковой страсти

Известный французский писатель и ученый-искусствовед размышляет о влиянии, которое оказали на жизнь и творчество знаменитых художников их возлюбленные. В книге десять глав – десять историй известных всему миру любовных пар. Огюст Роден и Камилла Клодель; Эдвард Мунк и Тулла Ларсен; Альма Малер и Оскар Кокошка; Пабло Пикассо и Дора Маар; Амедео Модильяни и Жанна Эбютерн; Сальвадор Дали и Гала; Антуан де Сент-Экзюпери и Консуэло; Ман Рэй и Ли Миллер; Бальтюс и Сэцуко Идэта; Маргерит Дюрас и Ян Андреа. Гениальные художники создавали бессмертные произведения, а замечательные женщины разделяли их судьбу в бедности и богатстве, в радости и горе, любили, ревновали, страдали и расставались, обрекая себя на одиночество. Эта книга – история сложных взаимоотношений людей, которые пытались найти равновесие между творческим уединением и желанием быть рядом с тем, кто силой своей любви и богатством личности вдохновляет на создание великих произведений искусства.

Ален Вирконделе

Искусствоведение / Прочее / Изобразительное искусство, фотография