Маша, торопясь пробежать коридор и найти любимого, толкалась во все двери, их было аж пять. Попадались пустые или закрытые комнаты. Наконец, она увидела Кирилла. Он сидел в кресле, а на нём, верхом, с руками в запахе расстёгнутой рубашки, красивая, полуголая девица. Её колени подпирали ему подбородок. Миг изумления и Маша, вспыхнув, потухла. Извинившись, пошла прочь. В голове кувыркалась мысль: "А ведь мне казалось, что всё идёт хорошо, оказалось до поры до времени или просто игра". Таран, опомнившись и пытаясь привести себя в порядок, догнал её в коридоре. Там, с его длиной ног, и догонять-то её было нечего. Два прыжка, она остановленная и прижатая его прессом, прилипла к стене.
— Стой, стой, мышонок, что ты тут делаешь? — не нашёл он ничего лучшего, как спросить именно это и с неё, а не оправдываться самому.
"Какой интересный вопрос", — проглотила горький комок Маша. Она не могла смотреть на его лицо, в его бесстыжие глаза. Не хватит никаких сил перенести сейчас ни наглых, ни извиняющихся его взглядов. Уставившись в носки своих сапог, она бубнила:
— Извини, пожалуйста, я не хотела мешать. Твоя личная жизнь, она только твоя. Прости. Надо было предупредить, конечно, не подумала. Я глупая просто заехала по дороге из универмага. Решила, что ты обрадуешься мне. В общем, дура. Прости, ради бога, прости…
Таран растерялся: "Что за дела. Вместо того чтоб в рожу ему плюнуть, оправдывается. Кино!"
— Ну-ка, идём, в комнату, — взяв за руку упирающуюся Машу, он потащил её за собой. Девушка в кресле, даже не удосужившись одеться, встретила гостью наглой улыбкой. Машка сдерживалась из последних сил, чтоб не вцепиться в её рыжие космы. "Как здорово я придумала ни на кого не смотреть. Разглядывание носков сапог не так опасно". Ей вспомнилась интеллигентная старушка, прогуливающаяся с ней просто так по скверику, после знакомства на лавочке там же. В таком возрасте некуда себя деть и они с удовольствием общаются с молодыми. Маша катала коляску в которой посапывал Паша, а женщина просто шла рядом и говорила: "Жизнь это вечно не решённая задачка по психологии. Сколько будешь жить столько и решать доведётся. Вот, если сейчас в окне вон той вешающей бельё на балконе женщины мелькнёт лицо моего мужа. Я не полечу туда сломя голову". "Почему?" — удивилась Маша. "Да потому детка, что тогда он останется у неё навсегда, а я потеряю его. И вообще запомни. Что как бы вы не ссорились с мужем. Ты должна его всегда кормить и не при каком раскладе не покидать вашу постель", — докончила она. Вспомнив всё это, Машка поняла, что перешла эту черту и потому искала выход из сложившейся ситуации. Вот и придумала — бормоча извинения, с азартом изучать носки своих сапог.
— А ну встань и иди уже, пожалуй, к себе, — выдернул Таран девицу из кресла. — Уступи место моей жене.
Улыбка тут же сползла с лица красотки. Натянув удивление, она шла к выходу, спотыкаясь и оглядываясь.
— Какие-то ты страсти Таран рассказываешь, — скривилась она, захлопнув с шумом дверь.
Молчаливую тишину нарушил Таран. Вид у него был растерянный.
— Маш, сядь, — усадил он её в ещё тёплое после барышни кресло. Но Машка вскочила, как ужаленная. "Ещё не хватало".
— Я постою.
— Машуня, — взял он её руки в свои, которые она тут же выкрутив, высвободила. — Это совсем не то, что ты подумала. Чёрт, — злился он, пытаясь всё же застегнуть непослушные пуговицы рубашки. — Маш, пойми, ну, ничего она в моей жизни не значит. Одна из толпы. Ты же знаешь, я не святой. Поверь. Ни с кем ничего не было, с тех пор, как пришёл к вам с Пашкой в больницу. И сейчас так…
— Всё нормально. Всё нормально, — заверяла она его, с упорством продолжая смотреть на носки только теперь его ботинок.
Таран готов был биться о стену.
— И чего дались тебе эти ботинки. Что нормально? — разозлился он.
— У тебя своя жизнь. Я не имела право лезть в неё. Лишать тебя свободы. Ты пожалел, а я воспользовалась. Совсем не так тебя поняла. Прости. Обрадовалась бестолковая. Твою уступчивость за что-то большее приняла. — Она не хотела сейчас говорить о любви, даже слово это не желала тут произносить и вот мучилась, сочиняя замену. — Не волнуйся, уже за то, что ты подарил мне Пашу, а потом ещё и спас его, буду до конца жизни ноги тебе целовать. Я всё понимаю. Живи, как тебе хочется. Ты свободен.
Сказав это, Маша попятилась от него. Шаг, два… Его голос останавливает её. Пальцы впиваются в руку. Он требовал:
— Ты ничего не понимаешь, ударь меня. Разбей тут всё, раскидай, только не говори так и не сверли носа моих ботинок своим упрямым взглядом. Ты гвоздишь меня в пол. Не могу я сразу перестроиться, не Горбачёв.
— Я понимаю. Понимаю, — шаг за шагом отступала она к выходу.
— Что за баба, — постучал он себя кулаком по лбу. — Юлька права я "бревно". Понадобившаяся для этого рука отпустила её, та повернулась и рванула прочь, легко перебирая своими изящными ножками по этой полной несправедливости земле.
Матерясь про себя, Кирилл сорвался вслед за Машей. Пулей пронеслись мимо ошарашенных ребят. Те проводили одного, потом второго…