Маска счастья

– Спасибо, не могу, – Аня высвободила свою руку.

Рудик встал на табуретку лицом к залу и снова хлопнул в ладоши.

– Начинает вторая группа, потом одна Ракитина, – провозгласил он, стараясь не смотреть в сторону Ани. Она тоже постаралась не встречаться с ним глазами. Со скрипом закончив свою вариацию, она, не оглядываясь, пошла в раздевалку.

Пронизывающий ветер на улице моментально впился в тело под расклешенной меховой курткой, обжег лицо. Добравшись до дома, Аня столкнулась у лифта с соседкой Барсуковой, работавшей маляром-штукатуром в частных бригадах по ремонту квартир. В благодарность заказчики обычно выставляли бутылку, и Барсукова каждый вечер была слегка под хмельком. Она снисходительно относилась к Ане, ее умиляла Анина хрупкость и внешняя беззащитность.

– Привет, Плисецкая! – Так обычно Барсукова здоровалась с Аней. – Как дела, не выгнали? А то пойдем к нам – поработаешь. – И она сама рассмеялась своей дежурной шутке. Аня устало привалилась плечом к исписанному пластику лифта и внимательно посмотрела в веселое круглое лицо Барсуковой.

– Шур, сделай мне ремонт, а? – несмело попросила она.

Шура открыла рот:

– Чо случилось?

Аня протяжно вздохнула.

– Не кисни, Анька, – попыталась утешить соседку Барсукова, – пошли лучше ко мне, чаю попьем.

Аня не возражала – она представила, что сейчас придется возвращаться в свою квартиру, которая еще живет вчерашней надеждой и воспоминаниями, и ей стало тошно. Шура проворно открыла свою дверь и метнулась на кухню, пока Аня возилась в прихожей с сапогами и носками. Правое колено болело сильнее, чем обычно. На кухне, чисто выбеленной и оклеенной свежими остатками обоев, которые достались Шуре от клиентов, было тепло. Аня с удовольствием вытянула ноги на низенькой софе. Шура по-военному быстро расставила на столе хлеб, масло, варенье и полбутылки водки.

– Выпей, Плисецкая, – уговаривала она Аню, – полегчает вмиг.

Аня мотнула головой, вытаскивая сигарету из пачки. Она слушала болтовню Шуры, глубоко затягиваясь дымом, отпивала по маленькому глоточку горячий чай, ощущая, как напряжение, сводившее ее с ума весь день, потихоньку уходит и легкое тело растворяется в многоцветном тепле Шуриной кухни. Природная деликатность хмельной Шуры благотворно действовала на свежие душевные раны. В половине десятого Аня с сожалением поднялась. Широкое лицо Барсуковой выражало бабье сочувствие и солидарность.

– Слушай, Анька, давай пойдем к тебе – снимем мерку с квартиры – сколько надо обоев, краски…

Аня благодарно кивнула. Пустая квартира, в которую никогда не вернется Кирилл, а в этом Аня была уверена, встретила соседок настороженной тишиной.

– Так, – по-хозяйски прошлась Барсукова по осиротевшему жилищу, цепко выхватывая взглядом необычные детали обстановки – зеркало во всю стену, балетный станок, разбросанные в беспорядке балетные туфли, увешанную театральными фотографиями стену. До поздней ночи женщины закрывали газетами мебель, скатывали ковры, паковали безделушки в коробки, сдвигали мебель. Шура добродушно оттирала Аню в сторону, когда надо было двинуть тяжелый диван или сервант:

– Переломишься, Плисецкая!

Физическая усталость подействовала, как хорошее снотворное, и Аня спала в эту ночь крепко и без сновидений. Воскресенье прошло тихо и незаметно: Аня что-то делала по дому, пришивала тесемки к балетным туфлям, разбирала шкафы. Все тревоги в душе улеглись, словно волны после шторма.

На следующий день в двенадцать часов Аня лежала посередине зала, стараясь не дышать. Боль в ноге была адская – после прыжковых комбинаций она неловко приземлилась, и колено непостижимым образом вывернулось назад, как у кузнечика. Вся труппа с ужасом смотрела на безжизненную фигурку на влажном полу. Рудик успел сделать блокаду, воткнув одноразовый шприц прямо сквозь трико. Ждали «скорую».

– Рудик, я попытаюсь успеть к премьере, – пообещала Аня, цепляясь за руку балетмейстера.

– Все, теперь кранты! – послышался в дальнем углу зала чей-то голос.

Наступила весна. Аня молча смотрела в больничное окно, высматривая знакомую объемную фигуру в китайском пуховике. После того как ее унесли из зала санитары «скорой», в труппе о ней вспоминали все реже. Сначала навещали, ободряли, улыбались. Потом ручеек посетителей из балетных иссяк. Иногда доносились до нее вести, что Кирилл с треском провалил в Испании «Дон Кихота» и разорвал контракт, а Алчевская нашла там себе жениха. Рудик вывез спектакль в Голландию и Швецию, где Аню заменила Лиза и труппа наконец-то получила статус «театра», так что зарплата артистов стала больше.

За месяц с небольшим было столько передумано, пережито, переплакано… Аня без устали тренировала травмированную ногу, раздражая соседок бесконечными упражнениями. Единственным постоянным посетителем оставалась круглолицая Барсукова, с материнской нежностью ухаживающая за ней. Шура отремонтировала ее квартиру, покупала продукты и книги и через день приходила к Ане в больницу.