Маски Духа

Ровно через пять минут, как и обещал, Синявский возник в виде странного явления: глаза — враскоряку, язык — на поясе, ноги — отдельно. За пять минут! Включая дорогу! Если бы я никогда не пил вина, я бы поверил. Но я ли не пил вина, не говоря уже о водке! Я пил “Фетяску” и кислый до икоты “Рислинг”, “Мукузани” и “Негру де пуркарь”. Я пил кагор из запасов Кицканского монастыря и волжский “Солнцедар”, пронесенный в воинскую часть в сапоге моего приятеля Кривовыева. Я пил тягучую, как кисель, розовую “Лидию” и отвратительный, как всякая неестественная смесь, вермут “Букет Молдавии”. Я пил все столовые вина с Бессарабского рынка и нежнейшую “Изабеллу” из сокровенных подвалов, куда допускались только избранные. Я даже пил портвейн московского розлива, от которого падали под стол лучшие поэты подцензурной эпохи. Но я никогда не напивался за пять минут, включая дорогу. Однако же факт, как говорится, был налицо. Еще пять минут назад Синявский собирался съесть мои книжки, а теперь, как персонаж офорта Гойи, красовался в художественной раме двери, смотрел в разные стороны одновременно и прислушивался: не раздадутся ли из кухни грозные шаги командорши. 

II. Послесловие

Ты будешь ругаться, мой друг, утверждать, что я сошел с ума и совершенно не пригоден для написания крупных художественных полотен. И в общем будешь прав. Потому что ни один серьезный прозаик не станет занимать себя послесловием после того, как написана всего-то малая часть текста. А если и озаботится этим, то наверно уж поставит его туда, куда следует. Но это еще полбеды. А истинная беда в том, что и все остальные части данного повествования никак не пожелали выстраиваться друг за другом в необходимой последовательности, предпочитая скакать в разные стороны, как зайцы на охоте. Поэтому мне ничего не оставалось, как каждому куску текста присвоить порядковый номер, хорошенько перемешать их на столе, бросить жребий и расставить в той последовательности, в какой этот жребий и указал. Все было честно. Как выпало, так и выпало. Более того, даже названия глав оказались совершенно случайными и скорее всего мало что могут сказать любопытному читателю.

Правда, ты опять можешь возразить. И опять будешь прав. Действительно, почему у настоящих прозаиков таких проблем не возникает, а у меня возникли? Так ведь я и сам вначале не понял. Пару-тройку книжек я все же прочел и понимаю, что сюжет должен расти по мере происхождения и развития каких-то событий, а вместе с завершением этих событий должен завершаться и сюжет. Как говорится, время все расставляет по своим местам. Но в этом-то, извини, и закавыка.

Я и раньше подозревал, что со временем происходит что-то неладное. Впервые мне это пришло в голову на берегу Днестра, когда неподалеку разорвался снаряд. Отряхнувшись и оглядевшись по сторонам, я вдруг обнаружил, что все, что до взрыва находилось справа, оказалось слева и наоборот. Более того, все, что находилось впереди, каким-то образом очутилось сзади. И что бы я потом ни делал, все вызывало то ощущение дежа вю, то вообще походило черт знает на что. Более того, на моем пути стали возникать давно, казалось бы, исчезнувшие люди, как ни в чем не бывало вступали в беседу, жаловались на обстоятельства и опять исчезали, чтобы за одним из поворотов вновь возникнуть либо в виде глубоких стариков, либо беспомощными младенцами. И более того, они теперь вступают в тесный контакт между собою, хотя этого никак не может быть.

И вот нехорошие подозрения мои укрепились. Они укрепились на второй день после того, как мы с Розановой гуляли по Елисейским Полям. Дело в том, что в одном из престижных магазинов, сильно напоминающем Петровский пассаж, она показала мне огромные водяные часы. Часы оказались удивительные. По многочисленным стеклянным капиллярам сочилась вода, то накапливаясь в изгибах трубок, то вырываясь и разбегаясь по всему периметру этого странного механизма. По капелькам она попадала на стрелку, очень похожую на обыкновенную столовую ложку, и складывалось впечатление, что именно этой ложкой кто-то время и ест. Но, как выяснилось на следующий же день, время съели совершенно иным способом.

Часы мне так понравились, что назавтра уже один я вновь отправился на Елисейские Поля. Но к моему глубочайшему разочарованию, часы больше не работали. Оказалось, что придурок-сторож ночью решил провести эксперимент и посмотреть, что будет, если воду в этом часовом механизме подогреть. Но, видимо, не рассчитал. Вода стала закипать и превращаться в пар. Таким образом время из этих часов и испарилось. Более того, к кому бы я после этого ни обращался на улице с элементарным вопросом “который час, силь ву пле?” — выяснялось, что никто не знает.