Масоны

Углаков в конце петой им песни вдруг зачихал, причем чихнул если не в лицо, то прямо в открытую шею Марьи Федоровны, которая при этом с величием откинулась назад; но Углаков не унимался: он чихнул потом на арфу и даже несколько на платье Музы Николаевны, будучи не в состоянии удержаться от своей чихотки. Все это, разумеется, прекратило музыку и пение, и в заключение всего из наугольной Калмык захлопал и прокричал:

- Браво!

- Браво! - подхватил ему вослед и юный Углаков.

Конфузу и смущению стариков-хозяев пределов не было, а также и удивлению со стороны Марьи Федоровны.

- Как ваш сын дурно воспитан! - сказала она m-me Углаковой.

- У него, вероятно, насморк, - объяснила та, чтобы как-нибудь оправдать свое детище.

- У меня насморк, Марья Федоровна, видит бог, насморк! - вопиял, с своей стороны, юный Углаков и затем сейчас же скрылся в толпу и уселся рядом с Сусанной Николаевной.

- Что такое с вами? - спросила та.

- Да я у Федотыча, как он проходил с лимонадом, выпросил табаку, и когда Марья Федоровна разыгралась очень на своей арфе, я и нюхнул этого табаку, - ну, я вам скажу, это штука чувствительная: слон бы и тот расчихался!

Сусанна Николаевна, слушая шалуна, не могла удержаться от смеха.

Между тем Марья Федоровна, не хотевшая, к общему удовольствию, кажется, публики, продолжать своей игры на арфе, перешла в гостиную и села около Зинаиды Ираклиевны, которая не замедлила ее слегка кольнуть.

- А я и не знала, что вы арфу вашу даже кутаете, чтобы она не простудилась.

- Иначе и нельзя, а то она отсыреет и тон потеряет... Это самый, я думаю, деликатный инструмент, - отвечала простодушно Марья Федоровна, вовсе не подозревавшая яду в словах своей собеседницы, которая, впрочем, не стала с нею больше говорить и все свое внимание отнесла к спору, все еще продолжавшемуся между молодым ученым и Егором Егорычем, ради чего они уселись уже вдали в уголке.

- Ведь это пантеизм, чистейший пантеизм, - полувосклицал Марфин, - а я не хочу быть пантеистической пешкой!.. Я чувствую и сознаю бога, сознаю также и себя отдельно!

- Вы потому и сознаете себя отдельно, что ваш ум может обращаться на самого себя и себя познавать! - возражал молодой гегелианец.

- Что мне в этом обращении ума на себя!.. А остальное все прекрасно и поэтому должно быть status quo?..* На этом, помяните мое слово, и подшибут вашего Гегеля.

______________

* неизменным? (лат.).

- Может быть, - соглашался ученый, - но потом все-таки опять к нему возвратятся.

- Возвратятся, но уже не к нему, а скорее к английскому эмпиризму...

В эти самые минуты, чего Егор Егорыч, конечно, и не подозревал, между Сусанной Николаевной и молодым Углаковым тоже происходил довольно отвлеченный разговор. Сначала, как мы видели, Петр Александрыч все зубоскалил, но затем вдруг, как бы очнувшись, он спросил:

- Вы, Сусанна Николаевна, я думаю, совершенною дрянью считаете меня?

- С чего вы это взяли? - сказала она, вспыхнув в лице.

- С того, что я в самом деле дрянь, - отвечал он.

- Муж мой тоже, когда бывает не в духе, говорит иногда, что он дурной человек, но разве я верю ему?

- Мужу вы, может быть, не поверите, а про меня и сами такого же мнения, как я думаю о себе.

- Ну, это еще бог знает! - возразила, улыбнувшись, Сусанна Николаевна.

- Вы не шутите и не скрываете, что дурно обо мне думаете?

- Пока нисколько не думаю об вас дурно.

- Я бы и был недурной человек, если бы мне было позволено одно.

- Что именно? - спросила Сусанна Николаевна, но тут же, видимо, и испугалась своего вопроса.

- То, чтобы вы позволили мне быть влюблену в вас.

Сусанна Николаевна окончательно растерялась.

- О, этого я никогда вам не позволю, - сказала она, как бы и смеясь.

- Отчего? - произнес протяжно Углаков.

- Оттого, что я замужняя женщина... и зачем же мне ваша любовь?

- В таком случае я останусь дрянным человеком... и вот теперь же пойду и схвачусь с Лябьевым в банк!..

- Я не позволяю вам этого делать, потому что не желаю, чтобы Лябьев проиграл... и чтобы вы проигрывались.

- Но я вас не послушаюсь, потому что вы не позволяете мне быть в вас влюблену.

- Нет, вы послушаетесь меня!.. Иначе я с вами ни одного слова никогда не скажу.

- Вы ужасная деспотка! - проговорил Углаков и как бы невольно вздохнул.

- Может быть, - не отвергнула того и Сусанна Николаевна и, видя, что Егор Егорыч вышел из гостиной с шапкой в руке, она присовокупила:

- Мы скоро уедем; дайте мне честное слово, что вы не будете Лябьева подговаривать в карты играть!

- Извольте! - отвечал покорным тоном Углаков.

Сусанна Николаевна поблагодарила его улыбкой и подошла к сестре; та пошутила ей:

- Ты, однако, весь вечер разговаривала с этим бесенком, Углаковым.

- Уж именно бесенок! - подхватила Сусанна Николаевна и к этому ни слова больше не прибавила.

IV