Масоны. Как вольные каменщики сформировали современный мир

Ложи принятия формально подчинялись традиционным ложам, будучи, по сути, своеобразным приложением к ним. Субординация эта была установлена «Великим востоком» в 1774 году после утверждения процедур принятия. Регламентирующий документ включал унизительную оговорку о том, что женщины не могут быть инициированы во время менструации. Ложи принятия, как и многие другие женские придатки масонства, созданные в другое время и в других местах, не ставили под сомнение принцип, согласно которому «искусство» есть предприятие сугубо мужское.

82 % женщин, числившихся в ложах принятия, были дворянского происхождения. Остальные были из обеспеченных буржуазных семей.

Один этот факт объясняет многое из того, что нам следует знать о масонках. Это были женщины, рожденные считать себя выше законов, применяемых к остальным членам общества. На протяжении нескольких поколений склонные к интеллектуальным занятиям французские аристократы обоих полов существовали в культуре салонов, частных литературных или художественных кружков, в которых тон зачастую задавали хозяйки. В типичном салоне акцент делался на остроумную и вежливую беседу, и участниками были как мужчины, так и женщины. Многим аристократам в середине XVIII века показалось бы странным исключение женщин из масонства, представители которого утверждали, что способствуют приумножению добродетелей и расширению социальных связей.

Тем не менее статус лож принятия оставался противоречивым. Многочисленные аргументы против инициации женщин, высказанные в Британии, по-прежнему звучали и во Франции: женщинам нельзя доверять тайны, а на мужчин нельзя надеяться, когда рядом с ними красивые женщины.

Женское масонство было постоянной головной болью для главных лож. В 1777 году выяснилось, что некоторые братья использовали ритуалы принятия, чтобы приглашать проституток на свои праздники.

Вероятно, примерно в то же время ведущие умы ложи «Девять сестер» позвали д’Эон присутствовать на одном из их торжественных мероприятий. Среди ее бумаг было найдено следующее письмо от представителя ложи: «Я прилагаю приглашение на церемонию, в которой вы займете видное место как масон, как писатель и как та, кто теперь является славой своего пола, ранее принеся такую честь полу нашему». Письмо лестное, но тем не менее двусмысленное. Ее приглашали как женщину? Как бывшего мужчину? Как масона независимо от пола? Или просто сами сомнения относительно ее личности сделали ее уникальным явлением? Далее в письме читаем: «Только мадемуазель д’Эон имеет право преодолеть преграду, исключающую прекрасный пол из наших трудов»[2]. Кто-то считает, что д’Эон была вызвана просто из любопытства. Конечно же некоторые масоны считали ее просто забавным персонажем, а не поругателем масонских конституций. В некоторых ложах пели скабрезную песню на мотив популярной тогда мелодии «Клюка святого Варнавы» (The Staff of St Barnabas). Каждый куплет заканчивался одной и той же двусмысленностью:

Усердней прочих есть один масон:О нем давно средь братьев ходит слава.Но если, говорят, девица он,

То та ли у него клюка, что у Варнавы?

Нам до сих пор неведомо, в какой степени выбор одежды в этом случае был выражением идентичности. Вольтер, например, твердо верил, что все эти метаморфозы диктовались ситуативной целесообразностью, что это был эффективный способ избавиться от врагов и обязанностей, накопленных за бурную мужскую жизнь: «Его подбородок порой бывает украшен вполне густой и колючей черной бородой, поэтому я просто не могу поверить, что этот д’Эон — женщина».

Многие другие интеллектуалы, которые сталкивались с этим человеком, были озадачены не меньше Вольтера. Д’Эон вернулась жить в Лондон в середине 1780-х годов, вызывая всеобщее замешательство. Как-то раз на одном вечере с ней побеседовал Джеймс Возвел, а позже прокомментировал: «Я ожидал увидеть меняющее облик чудо-юдо. Передо мной же предстал мужчина в женской одежде». Другие считали ее чем-то вроде амазонки. Шевалье д’Эон так и остался загадкой. По крайней мере, при жизни.

Иллюминаты