`Мастер и Маргарита`: гимн демонизму? либо Евангелие беззаветной веры

Как видно из этого евангельского диалога, противоречащего учению церквей [89]; как показал Иешуа простым жизненным примером Пилату:

Явление Правды-Истины в обществе людей всегда определённо и обусловлено стечением вполне определённых обстоятельств, характерных для исторического времени и места действия. Истина в обществе всегда жизненно конкретна. Стоящих вне жизни конкретно не определённых “истин вообще” не бывает, поэтому их бессмысленно искать, но именно “истину вообще” ищет и спорит о ней большинство “обеспокоенных” этим вопросом. И некоторые из них настаивают на том, что она существует в какой-то абстрактной, непостижимой форме, но никак не в определённой форме бытия Всего во всём его много— и разнообразии.

О ней же — об “истине вообще” — спрашивает Иешуа Пилат, и получает убедительный ответ, возвращающий его к определённости, царящей во Всём (в объективной реальности). И это явление истины своею простотой и обыденностью производит шоковое впечатление и на Пилата, и на его секретаря [90].

Правда-Истина многогранна в своих явлениях, но не бывает двух или более взаимоисключающих друг друга “истин” в одних и тех же обстоятельствах. Соответственно повествования, содержащие две взаимоисключающие “истины” по одному и тому же вопросу, обрекают тех, кто с ними сталкивается:

· либо на безумие или шизофрению (расщепление личности и интеллекта), в случае согласия с ними в их полноте,

· либо на обязанность дать определённый ответ на вопрос «что есть истина?» по затронутым в них проблемам, в случае несогласия с ними, хотя бы отчасти [91]

.

Такого рода не разрешённые неопределённости во мнениях приобретают особую остроту и значимость в богословии, поскольку в нём, в лучшем случае, уклонения от Правды-Истины представляют собой выражение незрелости человечества, а в худшем случае — возводимый напраслиной навет на Бога. И этот навет включает в себя не только учение о нескончаемом аде для грешников, но и лживое учение о реальных фактах жизни и о нормах жизни глобальной цивилизации, народов и, наконец, — персонально каждого из людей.

7. Почему Мухаммад не записал Коран собственноручно?

Коран (по крайней мере в его известных переводах на русский [92]) пугает адом и предписывает бояться Бога, вследствие чего в богословии Русской цивилизации он не может быть признан в качестве записи Откровения или богословского трактата, свободного от наваждений и искажений, которые обусловлены реальной нравственностью самого Мухаммада или редакторов, сформировавших канонический текст Корана спустя 20 лет после ухода Мухаммада в мир иной.

И к такому отношению к тексту Корана есть основания в самой истории становления цивилизации исторически реального ислама. Вот что сообщает И.Л.Климович в своей монографии “Книга о Коране, его происхождении и мифологии” (Москва, «Политиздат», 1988 г., стр. 63 — 66 с незначительными сокращениями с соблюдением написания цитируемого источника):

Первый халиф [93] Абу-Бекр, возглавивший мусульман после ухода Мухаммада в мир иной в 632 г., поручил составить канонический текст, в дальнейшем получивший название «Коран», «22-летнему мединцу Зейду ибн Сабиту, в последние годы жизни пророка Мухаммеда состоявшему при нём в качестве писца.

Выполняя поручение халифа, Зейд, судя по преданию, собрал и сличил разрозненные записи, делавшиеся им и другими лицами на плоских костях, камнях, коже, пальмовых листьях, на всём, что использовалось тогда для письма. Кроме того, он стал записывать рассказы современников Мухаммеда, тех, кто помнил, сохранил в своей памяти «откровения Аллаха» [94]. Всё это, заново просмотренное Зейдом и переписанное на отдельных листах — ас-сухуф, составило первую редакцию Корана, которая поступила в распоряжение руководства Халифата при халифах Абу Бекре [95] и Омаре [96], но не переписывалась, не размножалась.