Мастер кулачного боя

– Ладно, я выясню у нее самой, – Китаец сломал в пепельнице недокуренную сигарету. – Лиза! – снова крикнул он.

Точно ответ на этот настоятельный призыв приемная наполнилась веселым цоканьем торопливых Лизиных каблучков. Дверь открылась, и Лиза, часто дыша и распространяя вокруг себя сиянье жаркого полдня, затараторила:

– Кофе кончился. Я еще утром хотела сходить, да забыла. Пришлось обегать полквартала. Я купила «арабику» и двести граммов «робусты»...

– Лиза, – с недовольной усмешкой остановил это словоизвержение Китаец, – мы тут, между прочим, разговариваем.

Лиза сразу сникла. В ее синих глазах затаилась обида.

– Да я просто так...

– Предупреждай, пожалуйста, когда уходишь. А пока приготовь Мамусе «робусты». Крепкие люди должны пить крепкий кофе. – Он обнажил в улыбке зубы.

– Слушаюсь и повинуюсь, шеф, – с фамильярной интонацией ответила Лиза, берясь за ручку двери.

– Больше никаких интересных деталей в протоколе задержания не значится? – вернулся он к прерванному разговору, когда Лиза исчезла.

– Опрос соседей ничего существенного не дал. Многие спали мирным сном, когда раздался выстрел. Да там всего-то восемь квартир, считая квартиру Монаховых.

– Элитный дом?

– Ага. – Бухман осушил рюмку.

– Домофон, кодовый замок, консьерж, охранник? – осведомился Танин.

– Последнее, – нехотя пробурчал Бухман, ласково глядя на бутылку «Дагестанского».

– Что он говорит?

– Никого не видел. Никто не входил и не выходил.

– С ним я тоже побеседую. – Китаец закурил новую сигарету. – Наливай себе еще.

Бухман налил полрюмки и безо всякой снобистско-виртуозной медлительности выпил.

– Если б не это, – кивнул он на бутылку, – мы бы давно с тобой в сумасшедшем доме отдыхали, – пошутил он.

– Я так не думаю, – улыбнулся Танин. – Что еще?

– У Лены есть сестра. Если что, ты можешь к ней обратиться. – Бухман закурил. – Живет на Вольской. Я дам адресок.

– Хорошо.

Наконец Лиза принесла обещанный кофе. Выпив по чашке, друзья отправились в сизо. Бухман не рискнул сесть за руль, поэтому оставил свой «Опель» у Танина во дворе. Находясь «под градусом», Китаец водил машину осторожнее, чем в трезвом виде, поэтому Игорь мог на него вполне положиться.

Глава 2

Ветер без устали гнал эскадры облаков. Солнце барахталось в их синевато-серой вате подобно запутавшейся в сетях рыбе. Когда на короткий миг оно выскакивало, заливая блеском своей золотой чешуи тротуары, город сразу преображался, одним рывком переходя от осеннего уныния к летнему буйству. Эти благословенные промежутки были до безобразия коротки и редки, что вызвало у Бухмана несколько недовольных замечаний. Китаец, наоборот, любил тень. Яркий солнечный свет ассоциировался у него со снежным сиянием, а это, в свою очередь, влекло за собой мучительное чувство чего-то недорешенного и навсегда упущенного. Снег и хвоя будили в Китайце какую-то особую ностальгию, каждый раз воскрешая в его воображении миг отъезда Цюй Юаня в изгнание.

«О, деревья отчизны.

Долгим вздохом прощаюсь...»

Китаец представлял себе поэта сидящим на коне в окружении немногочисленных соратников. С холма открывалась окруженная кромкой гор равнина. Цюй Юань всегда был для Китайца примером обманутого доверия и одиночества, горького жребия изгнанника. Сановник царства Чу, он доверился правителям государства Ци и, вероломно ими преданный, был изгнан из своей страны.

Китаец с детства ощущал себя изгнанником. Это сокровенное чувство свило в его душе гнездо, в котором на свет появлялись птенцы тоски и печали. Самая пронзительная радость, самая ослепительная удача, самая сильная привязанность несли на себе отпечаток этого чувства. И, может быть, именно потому, что отец увез его из Китая в пятилетнем возрасте и он был вынужден довольствоваться крупицами воспоминаний и игрой воображения, пейзажи Юго-Запада, наслаиваясь один на другой и слипаясь в единые комья с прочитанными строчками китайских поэтов, получили в его сердце статус иного измерения, вечного, не дающего отдохновения настоящего, где время и пространство слиты в сиянии снега и очертаниях гор.

Китаец поправил на носу солнцезащитные очки и остановил «Массо» у светофора. Развернувшись на перекрестке, он припарковал джип на противоположной стороне улицы рядом с шестиметровой высоты кирпичным забором, отделявшим сизо от остального мира. По иронии судьбы, следственный изолятор находился всего в двух кварталах от конторы Китайца, поэтому долго ехать не пришлось.

Уже снаружи это заведение, выкрашенное в какой-то грязно-желтый цвет, начинало производить гнетущее впечатление.

Возле входа толпились свободные до поры до времени граждане, желающие получить свидание с близкими или передать им небольшую посылку. Лица у всех были не то чтобы унылыми, но какими-то отрешенными и официальными.