Мастер снов

- Сила вреда, - сказал он, щелкнув по микрофону и включив записывающий аппарат - развивалась в прямой связи с технологическим продвижением. - Его воображаемая аудитория притихла. Он улыбнулся. Человеческий потенциал для разработки простого вреда умножился масс-продукцией; его способность вредить психике через личные контакты распространилась в точной пропорции с усилением легкости общения. Но все это - предметы общего знания, а не то, что я хочу рассмотреть сегодня. Я хотел бы поговорить о том, что я называю аутопсихомимикрией самогенерирующиеся комплексы тревоги, которые на первый взгляд кажутся подобными классическим образцам, но в действительности представляют радикальный расход психической энергии... - он сделал паузу, чтобы положить сигару и сформулировать следующую фразу. - Аутопсихомимикрия самопродолжающийся комплекс имитации - почти всегда дело, привлекающее внимание. Например, джазист полжизни действовал в возбуждении, хотя никогда не пользовался сильными наркотиками и с трудом вспоминает тех, кто пользовался - потому что сегодня все стимуляторы и транквилизаторы очень слабые. Как Дон Кихот, он шел за легендой, и одной его музыки было бы достаточно, чтобы снять его напряжение.

Или мой корейский военный сирота, который жив и сейчас благодаря Красному Кресту, ЮНИСЕФ и приемным родителям, которых никогда не было. Он так отчаянно хотел иметь семью, что выдумал ее. И что дальше? Он ненавидел воображаемого отца и нежно любил воображаемую мать, потому что он был высокоинтеллигентным парнем и слишком сильно стремился к полуистинным традиционным комплексам. Почему?

Сегодня каждый достаточно искушен, чтобы понимать освященные веками образцы психического расстройства. Сегодня многие причины для этих расстройств устранены - не радикально, как у моего теперь взрослого сироты, но с заметным эффектом. Мы живем в невротическом прошлом. Почему? Потому что наше настоящее направлено на физическое здоровье, безопасность и благополучие. Мы уничтожили голод, хотя сирота в глуши охотнее примет пачку пищевых концентратов от людей, которые о нем заботятся, чем горячую еду из автоматического устройства.

Физическое благополучие теперь является правом каждого человека. Реакция на это встречается в области ментального здоровья. Благодаря технологии причины многих прежних социальных проблем исчезли, и с ними ушли многие причины психических бедствий. Но между черным вчера и светлым завтра огромное серое сегодня, полное ностальгии и страха перед будущим, что не выражается в чисто материальном плане, а представлено упрямыми поисками исторических моделей тревоги.

Коротко прожужжал телефон. Рендер не услышал его за Восьмой.

- Мы боимся того, чего не знаем, - продолжал он, - а завтрашний день полностью неизвестен. Область моей специализации в психиатрии тридцать лет назад еще не существовала. Наука способна так быстро развиваться, что становится подлинным неудобством - я бы даже сказал - бедствием для общества, и логическое следствие - полная механизация всего в мире...

Он проходил мимо стола, когда телефон снова зажужжал. Рендер выключил микрофон и приглушил Восьмую.

- Алло!

- Сент-Мориц.

- Давос.

- Чарли, ты страшно упрям!

- Как и ты, дорогая Джил.

- Мы так и будем спорить об этом?

- Не о чем спорить.

- Так заедешь за мной в пять?

Он поколебался.

- Ладно, в пять.

- Я сделала прическу. Хочу снова удивить тебя.

Подавив смешок, он сказал:

- Надеюсь, приятно удивить? О'кей, до встречи. - Он подождал ее "до свидания" и выключил связь.

Он сделал окна прозрачными, выключил свет на столе и посмотрел на улицу.

Небо серое, медленно падают хлопья снега, спускаются вниз и теряются в беспорядке...

Открыв окно и высунувшись, он увидел место, где Иризари оставил не земле свою последнюю отметку.

Он закрыл окно и дослушал симфонию. Прошла неделя с тех пор, как он сделал слепой виток с Эйлин. Встреча назначена через час.

Он вспомнил как ее пальцы прошлись по его лицу, легко, как листья или тельца насекомых, изучая его внешность по древнему методу слепых. Воспоминание было не очень приятным - непонятно почему.

Далеко внизу пятно вымытой мостовой было пусто; под тонким налетом белизны оно было скользким, как стекло. Сторож при здании поспешно вышел и набросал на пятно соли, чтобы кто-нибудь не поскользнулся и не покалечился.

Зигмунд был ожившим мифом Фенриса. После того как Рендер велел миссис Хиджс впустить их, дверь стала открываться, потом вдруг распахнулась, и пара дымчато-желтых глаз уставилась на Рендера. Глаза сидели в странно уродливой собачьей голове.

У Зигмунда не было низкого собачьего лба, идущего слегка покато от морды; у него был высокий грубый череп, отчего глаза казались посаженными даже глубже, чем сидели на самом деле. Рендер слегка вздрогнул от вида и размера этой головы. Все мутанты, которых он видел, были щенятами, а Зигмунд был вполне взрослым, и его серо-черная шерсть имела тенденцию вставать дыбом, и из-за этого он казался больше, чем нормальный образец породы.