Мастер снов

Фары спиннера прожигали дыры в темноте. Город быстро уходил назад; по обеим сторонам дороги горели дымные костры, раздуваемые случайными порывами ветра, прячущиеся в белых клубах, затемняемые ровным падением серого пепла. Рендер знал, что его скорость составляет лишь 60 процентов той, какая могла быть в ясную, сухую ночь.

Он не стал затемнять окна, а откинулся назад и смотрел в них. Эйлин "смотрела" перед собой. Минут десять-пятнадцать они ехали молча.

Город съеживался до квартала, когда они мчались по нему. Через некоторое время стали появляться короткие секции открытой дороги.

- Что вы видите снаружи? - спросила Эйлин.

- Почему вы не просили меня описать ваш обед или рыцарские доспехи возле вашего столика?

- Потому что первый я ела, а вторые ощупала. А тут совсем другое дело.

- Снаружи все еще идет снег. Уберите его - и слева от вас чернота.

- А еще что?

- Слякоть на дороге. Когда она начнет замерзать, скорость упадет до черепашьей, пока мы не минуем полосу снегопада. Слякоть похожа на старый черный сироп, начавший засахариваться.

- Больше ничего?

- Нет, леди.

- Снегопад сильнее, чем был, когда мы вышли из клуба?

- Сильнее, по-моему.

- У вас есть что-нибудь выпить?

- Конечно.

Они повернули сиденья внутрь кара. Рендер поднял столик, достал из шкафчика два стакана и налил.

- Ваше здоровье.

- Оно зависит от вас.

Рендер опустил свой стакан и ждал следующего ее замечания. Он знал, что двое не могут играть в Сократа, и рассчитывал, что будут еще вопросы, прежде чем она скажет то, что хотела сказать.

- Что самое прекрасное из того, что вы видели? - спросила она.

Да, - подумал он, - я правильно угадал. И вслух сказал:

- Погружение Атлантиды.

- Я серьезно.

- И я тоже.

- Вы стараетесь усложнять?

- Я лично утопил Атлантиду. Это было года три назад. О, боже, как она была красива! Башни из слоновой кости, золотые минареты, серебряные балконы, опаловые мосты, малиновые знамена, молочно-белая река между лимонно-желтыми берегами. Там были янтарные шпили, старые как мир деревья, задевающие брюхо облаков, корабли в громадной гавани Ксанду, сконструированные так изящно, как музыкальные инструменты. Двенадцать принцев королевства собрались в двенадцатиколонном Колизее Зодиака, чтобы слушать играющего на закате грека тенор-саксофониста. Грек, конечно, был моим пациентом-параноиком. Этиология дела довольно сложная, но именно это я ввел в его мозг. Я дал ему на некоторое время свободное правление, а затем расщепил Атлантиду пополам и всю погрузил на пять фатомов. Он снова заиграл, и вы, без сомнения, слушали бы его, если вообще любите такие звуки. Он здоров. Я периодически вижу его, но он уже больше не последний потомок величайшего менестреля Атлантиды. Он просто хороший саксофонист конца ХХ-го столетия.

Но иногда, оглядываясь назад, на тот апокалипсис, который я сработал в его видении величия, я испытываю чувство потери красоты - потому что на один момент его ненормальная интенсивность чувств была моей, а он чувствовал, что его сон был самой прекрасной вещью в мире.

Он снова наполнил стаканы.

- Это не совсем то, что имела в виду, - сказала она.

- Я знаю.

- Я имела в виду нечто реальное.

- Это было более реально, чем сама реальность, уверяю вас.

- Я не сомневаюсь, но...

- Но я разрушил основание, которое вы положили для вашего аргумента. О'кей, я прошу прощенья. Беру свои слова назад. Есть кое-что, что могло бы стать реальным.

Мы идем по краю большой чаши из песка. В нее нападал снег. Весной он растает, вода впитается в землю или испарится от солнечного жара. И останется только песок. В песке ничего не вырастет, разве что случайный кактус. В песке никто не живет, кроме змей, немногих птиц, насекомых и пары бродячих койотов. В послеполуденные часы все эти существа будут искать тени. В любом месте, где есть старая изгородь, камень, череп или кактус, могущие укрыть от солнца, вы увидите жизнь, съежившуюся от страха перед стихиями. Но цвета невероятны, и стихии более красивы, чем существа, которые они уничтожают.

- Поблизости такого места нет, - сказала она.

- Если я говорю, значит есть. Я видел его.

- Да... вы правы.

- И не имеет значения, лежит ли это прямо за нашим окном или нарисовано женщиной по имени О'Киф, если я это видел?

- Подтверждаю истинность диагноза, - сказала Эйлин. - Вы хотите говорить со мной о нем?

- Нет, пойдем дальше. - Он снова наполнил стаканчики.

- У меня ущербны глаза, но не мозг, - сказала она.

Он зажег ей сигарету и закурил сам.

- Я увижу чужими глазами, если войду в чужой мозг?

- Нейросоучастие основано на факте, что две нервные системы могут разделить тот же импульс, те же фантазии... контролируемые фантазии.

- Я могла бы производить терапию и в то же время испытывать подлинные визуальные впечатления.