Она подбежала к столу, схватила письмо и разочарованно вздохнула. От Дайма Дукриста по-прежнему не было ни слова. Зато на розовом, надушенном вербеной конверте красовалась подпись Виолы Свандер. Шу чуть не отбросила бумажку прочь, но, поймав укоризненный взгляд Баль, развернула и начала читать старательно выведенные буквы с завитушками.
— Боги, она и писать-то толком не умеет, — сморщилась Шу, скомкала лист и бросила на пол. — Подумать только, она надеется, что я приму ее в семью, потому что она, видите ли, любит Кейрана! Она, видите ли, постарается быть ему достойной и верной женой! Она, видите ли, желает показать мне свою любовь и дарит самое лучшее, что у нее есть! Как думаешь, что?
— Голову папаши в пряном маринаде, — флегматично отозвалась Балуста.
— Кошку! — выплюнула Шу. — Котеночка, ширхаб его подери! Пушистенького, модненького котеночка! Тьфу.
— Вот этого? — Балуста покопалась в складках юбки и извлекла двумя пальцами за шкирку белый комок меха с ярко-голубыми глазами. Комок открыл розовую пасть и пискнул. — Прелесть, правда?
— Прелесть! Вот только котика по имени Свандер мне не хватает. Выкинь.
— Еще чего. Именно белого пушистого котика тебе и не хватает.
Балуста кинула растопырившего лапы котенка Шуалейде. Он приземлился на юбку, вцепился всеми когтями и полез вверх. Шу помянула ширхаба, сняла звереныша с платья и оглядела, держа на вытянутой руке.
— А если сделать из него мантикора? Новая модная порода…
Размышления Шуалейды прервала открывшаяся дверь.
— Кастелян Гнилого Мешка, бие Биун, по повелению Вашего Высочества, — объявил гвардеец, пропуская в покои Шуалейды невзрачного человечка в коричневом камзоле.
Проводив брата на задание, Стриж вознамерился поспать еще часа три — вставать до рассвета он считал вредным для здоровья и неподобающим истинному музыканту. Но, едва Стриж успел забраться под одеяло и закрыть глаза, в дверь просунулся Хомяк.
— Мастер Стриж, Наставник зовет.
Стриж быстро натянул рубаху, штаны и мягкие сапоги, сунул за пояс пару ножей и связал отросшие до плеч волосы в хвост. Через минуту он уже входил в кабинет на втором этаже.
— Светлого утра. — Наставник оглядел его с ног до головы. — Садись.
Сев на стул, Стриж настороженно смотрел, как Наставник наливает в бокал густую жидкость из бутылки бурого стекла. Зелье пахло корнем волчьей сыти, горечавкой, мускусом и еще десятком знакомых по аптеке Альгафа веществ. Проще говоря, опасно пахло.
— Пей, Стриж, — велел Наставник, встав над ним и протягивая бокал.
На миг показалось, что в тоне его мелькнуло то ли сожаление, то ли сочувствие… От запаха зелья кружилась голова, кишки пытались завязаться узлом, а сгустившаяся по углам Тень звала немедленно нырнуть в нее и бежать, не останавливаясь.
— Что это? — Он поднял глаза. — Зачем?
— Ты должен выпить, — мягко приказал Мастер. — Это твой заказ.
Резко разболелась голова, подкатила тошнота, но Стриж, преодолевая сопротивление тела, взял бокал и поднес ко рту. Глянул на Мастера: точно надо? Тот кивнул.
Задержав дыхание, Стриж влил в себя обжигающую отраву. Мелькнувшую мысль о том, что если это зелье убьет его, он не сможет больше защищать Ориса, он отогнал: Мастер лучше знает, как должно поступать. И если он скажет, что Стриж должен умереть, так тому и быть — но наверняка это не так. Не станет Мастер убивать сына… Ведь не станет!
— Ты сам поймешь, что делать, мой мальчик, — послышалось сквозь туман, рука отца легла на голову. — Ты справишься и вернешься.
— Вернусь, — кивнул Стриж. Мысли путались, он уже не понимал, где он, куда его несет мутный поток и почему вдруг стало так темно.
Темные волны забытья качали его, подбрасывали и вертели. Волны шептали и кричали на разные голоса. Время от времени казалось, что он разбирает слова:
— Темур бие Касут, ага… Распишитесь здесь… в кузню его…
Вдруг из волн выметнулись щупальца кракена, схватили за шею — жестко, больно — и потянули на дно. Стриж рванулся вверх, показались багровые звезды, пахнущий разогретым металлом воздух обжег горло. Стриж закашлялся.
— Очнулся? Рановато.
Волны снова подхватили его и куда-то понесли: вниз, глубже и дальше от воздуха, к неведомой опасности. Мерещились лестницы, переходы, затхлая сырость, запах немытых тел и хищных крыс.
— …куда его? — словно прорезал темноту незнакомый голос.
Стриж дернулся: опасность, бежать! Но вязкие волны дурмана обволакивали и не пускали.
— А шис знает. Тащи вниз, там разберутся, — равнодушно ответил другой.
И снова — лестницы, сырость и голодные крысы. В багровом мраке качаются смутные тени без лиц: убийцы? Скрипит металл. Кто-то толкает в спину, волны захлестывают кислой вонью немытых тел. Сипят:
— …и так тесно, начальник!
— Цыц, висельники! Не шуметь!
Хлопнула дверь, заскрежетали засовы. Волны качнули последний раз, захлестнули животным страхом и замерли, оставив Стрижа шататься в попытках вернуть равновесие и понять — откуда придет смерть?
— Кто это к нам пожаловал?
— …какая цыпочка! Глянь, как хочет прилечь!